Сергей Есин - Дневник 1984-96 годов
В четыре придет на обед Стенфорд, и мы пойдем с ним на "Ромео и Джульетту". Удивительные у этих немосквичей связи. На "Ромео" мы идем по какой-то записочке, которую мне передала Сара. Дальше больше. Как и обозначено в записочке, мы идем с 16-го подъезда и оказываемся на директорском входе, напротив ложи дирекции. Внизу все в бархате и с миллиционером у входа. Но все, как в сказке: чем глубже, тем неожиданнее и страшнее. Оказывается, наши места — в царской ложе. Я содрогнулся, только подумав, что совсем недавно здесь сидела английская королева, а перед нею Ельцин, Хрущев, Сталин. Продолжать этот ряд не хватило ни памяти, ни эрудиции. В аванложе, довольно большом салоне, столик с телефонами, полный набор. Совсем, кажется, близко к небу. К счастью, чтобы не заносился окончательно, в ложе мы оказались на последнем, четвертом ряду. Но и с него видно замечательно.
Скучно. Ушли после второго действия. Наверное, гениально. Но вспомнил Уланову и ее партнера. Нет продыху, Ананиашвили и новый Фадеечев. Память пытается наложить на них другой виденный ранее и уже полузабытый рисунок.
30 декабря, понедельник. Иногда мне кажется, что если действительно самое интересное мое сочинение, как я считаю, — дневник, то он дается мне огромным трудом, ради него я и проживаю дни. Слава богу, год уже к концу, а декабрь — неизменно самый трудный для меня в этом году месяц. Все чрезвычайно прессуется: политика, праздники, житейские перемены, учеба, работа, писания.
Утром составил в уме план: обязательно посмотреть студенческий спектакль — другая группа первого курса в рамках антички играет "Облака" Аристофана. Сама по себе прекрасная форма вдумчивого и прочного усвоения текста, и, слава богу, что мы ее вроде вспомнили. Спектакль получился другой, нежели у предыдущей группы, но по-своему тоже замечательный. Есть вообще особая прелесть в молодом искусстве, которое ни на что особенно, как только на молодость, не претендует. Очень хорош был Ваня Угаров, игравший старика, который приводил сына обучаться к Сократу. В моей речи после окончания спектакля я говорил, что спектакль можно трактовать как спектакль о вреде высшего элитарного образования. Как бы про нас.
Вечером, к 10 часам, пошел на прием в Кремль. С утра приехал в костюме на работу, а шелковую рубашку, бабочку и ботинки взял с собой. Переоделся. Собственно говоря, мог бы сразу уходить, потому что встретил своего министра Кинелева. Тут я удивился, как много людей уже знают о моем переизбрании. Кинелев: "Я вас поздравляю". — "Это я вас поздравляю с тем, что минимум об одном институте у вас не будет болеть голова".
К этим приемам уже попривыкли. Много свободных мест. Чиновники веселятся. Я на этот раз оказался с метростроевцами и семейной парой из Центра моды России. Алексей Анатольевич Тихонов и Людмила. Они потом утащили меня танцевать вниз, и впервые я побывал в партере, где роится правительство. Выступление Ельцина. Опять упирал на согласие. Он хочет согласия, когда взял власть и взял для своих все богатство страны. Стол был победнее, хотя все в изоблии. Налегал на ананасы и рыбу. Бездарный концерт с некоей Штурм — это сама пошлость в коротком платье. На входе девочки полуголые в прозрачных кафтанах, под которыми совершенно ясно читаются линии голых ягодиц. На выходе некие русские дамы в ведрах вручают гостям сатанинскую выдумку — гороскопы. Есть и витязи с обтянутыми гениталиями. Самое сильное впечатление — это красный, как на шафере, пришедшем на свадьбу в заводскую столовую, пиджак вице-премьера Илюшина и песня о Марусе, которую спел эстрадный певец Малинин, объявив, что это любимая песня Юрия Михайловича Лужкова. Пиджак, песня, ну и вкусы у новой власти. Бал воров.
31 декабря, вторник. С раннего утра занимался хозяйством, готовил фаршированного судака. Потом — Федя женится, и я ездил с его братом Женей на работу за деньгами для него. Федю я отпустил еще 29-го для "представления" родителям невесты, которые живут где-то в деревне рядом с деревней Федора. "Если я женюсь не на татарке, отец меня выгонит из дома". Накануне Федя попросил у меня тысячу долларов, и я пообещал, если получу обещанный гонорар в "Терре". Получил, положил в сейф. На кремлевский прием я побоялся взять деньги с собой. Теперь пришлось бросать раскочегаренную кухню и ехать. Валентина Сергеевна с утра в больнице, я — у плиты. Для Федьки мне ничего не жалко, он охотно делает что-то для меня, я стараюсь сделать что-то приятное и хорошее для него. С удовольствием наблюдаю за двумя братьями и преисполнен какой-то удивительной симпатии к их отцу. Видимо, прекрасный и очень моральный человек. Он хорошо привил своим сыновьям этические нормы и семейное чувство, которое я так люблю в людях. К Федору за год совместной работы я очень привязался и полюбил его.
В машине. Долгие разговоры с Женей. На свадьбе — минимум 200 человек родни. Отец настаивает проводить свадьбу в деревне. Калым. Ничего не хотят необычного и интеллигентного, хорошо воспитаны под честную жизнь.
Вечером в десять пришли гости: Сара и Стенфорд, Сережа Мартынов с женой Виорикой. К моему удивлению, вечер прошел славно, хотя и чуть длинновато — сидели до шести, до открытия метро.
Так и было написано в 1990 году. Позже я выяснил — Юровский другой, а ведь так думал!
