Электрон Приклонский - Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152

По этой самой причине гвардии лейтенант Ципляев страстно жаждал встречи с начальником ОВС (отдела вещевого снабжения). И вот капризная фортуна повернулась наконец к Саше, как говорится, лицом, а к лесу задом. Ципляеву удалось в один прекрасный, без обстрела и бомбежки, день засечь палатку, где обосновался прибывший поближе к боевым порядкам полка капитан-интендант, либо движимый тем общим душевным подъемом, который овладевает людьми, ведущими успешное наступление, либо попросту выполняя приказ своего непосредственного начальника – замкомандира полка по хозяйственной части. Приосанившись, Саша жестом приказал Нилу следовать за собой и решительно зашагал к вещевому складу. Водитель остался у входа в палатку, а командир, откинув полог, вошел внутрь, где за столом из двух поставленных один на другой ящиков восседал на ящике же, заменяющем стул, сам начальник ОВС. В дальнем конце длинной палатки возился еще кто-то, вороша разное военное имущество.

О чем беседовали его командир с интендантом, Нил приблизительно представлял, но как она протекала, мог только догадываться по спокойным ответам капитана, так как Ципляев   все еще объяснялся примитивными жестами да каракульками на бумаге. Очевидно, стороны, ведущие переговоры, не пришли к обоюдному согласию, потому что, по свидетельству Нила Тимофеевича (человека, несомненно, правдивого и совершенно беспристрастного), палатка вдруг зашаталась, как во время бури, полог ее резко взметнулся вверх, хлестнув водителя по тонкому носу, и наружу вылетел взъерошенный Сашка. У самого выхода он споткнулся о толстый тюк и от этого рассвирепел еще больше. Глаза его посветлели от гнева, лицо раскраснелось, а рот судорожно захватывал сырой морской воздух.

Не замечая собственного мехводителя, отступившего из предосторожности на шаг в сторону, Ципляев приостановился, растопырив руки со сжатыми кулаками, весь напрягся, мучительно вытягивая шею и шипя, словно рассерженный гусак... И вдруг по ушам Нила хлестнуло коротенькое, как выстрел, словцо, традиционно заменяемое в книжках многоточием. Это произошло так неожиданно, что оба друга, командир и механик, буквально остолбенели от изумления. Затем довольная улыбка медленно и широко расплылась по Сашиному лицу, начисто смыв разгневанное выражение. Нил, вне себя от восторга, крепко обнял своего более короткого командира, оторвал его от земли и закружил вокруг себя. И они удалились в обнимку, ни разу не оглянувшись на заповедную цитадель, из врат которой недоуменно выставились головы начальника ОВС и кладовщика...

– Это был, – подчеркнул Нил, многозначительно подняв над головою жилистый палец, – исторический, переломный момент, так как с того самого дня, то есть с неудачного визита к капитану, наш «рыжуня» начал успешно овладевать русской разговорной речью. Поэтому предлагаю выпить за наш «великий, могучий, свободный и прекрасный русский язык». Я назвал бы наш язык еще и целебным и думаю, что Иван Сергеевич в данном конкретном случае согласится с нами и не будет на нас в обиде. Ура, товарищи!

Утром было общее построение. Начштаба прочитал приказ о переброске нашего 29-го гвардейского танкового корпуса (10-й гвардейский продолжает сражаться в составе 3-го Белорусского   фронта) на оборону Гдыни, где он должен сменить 19-ю армию, занимающую сейчас участок на побережье от города Колибкен до Гдыни.

На офицерском совещании нас предупредили, что немцы, прижатые к самому морю, часто контратакуют и что дело доходит до рукопашных схваток. Все равно – даешь! Лишь бы не сидеть сложа руки.

Весь личный состав нашего полка сведен в две жиденькие роты, назначены командиры рот и взводов. Все механики-водители и даже несколько командиров машин остались не у дел, потому что командовать им было некем. «Обойденные», мы сердимся, просим, чтобы из нас сформировали хотя бы отдельный полувзвод, но было строго-настрого оставаться в резерве командования полка. Может быть, это и правильно насчет сохранения опытных водительских кадров, но все равно как-то обидно.

Быстрые сборы и отбой пораньше. Засыпая, вспомнил, что Але уже семь стукнуло. В школу этой осенью пойдет. И по всем признакам – в мирное время!

Продвигаемся к цели очень медленно: исковерканное войною шоссе запружено всевозможной техникой – это перемещаются друг другу навстречу сразу две армии.

За истекшую ночь колонна наша проползла всего один (!) километр. Дорогу, точнее, время дорожное помогал мне коротать Нил. Привалясь сырыми спинами друг к другу, мы то вели ленивую беседу, то начинали клевать носами.

Когда уже совсем рассвело, бесконечные вереницы войск на дорогах пришли наконец в движение. Днем без задержек мы проехали Цоппот (Сопот) – приморский городок между Данцигом и Гдыней.

Более полутора суток тащимся в Гдыню. Вторая ночь застала нас недалеко от места назначения. Отчетливо слышна сильная артиллерийская стрельба.

Наша колонна остановилась в полной темноте среди развалин неведомой польской деревушки, и мы получили приказ   выспаться, так как завтра на рассвете полку предстоит занять отведенный ему участок обороны. Чуть не ощупью удалось нам отыскать в сырой туманной тьме полуразрушенный домик. Главным его достоинством была крыша, сползшая почти до земли. В комнатушках, похожих на клетушки, набилось так много людей, что, несмотря на вентиляцию через разбитые окна и множество пробоин в стенах, в помещении сделалось очень душно от испарений, выделяемых нашей мокрой одеждой.

Всем офицерам, кроме командиров пехоты в танкошлемах, приказано остаться в резерве, но мы с Речкаловым тайком уехали (это пахнет явной разболтанностью) вместе со своими в Гдыню.

Полк занял участок побережья у южной окраины города, в районе большого стадиона, неподалеку от порта. Море Балтийское плещет у самых ног. Вдали, в легкой дымке, возле Хели, курсируют корабли противника, постреливают по городу и порту. Наши тяжелые орудия сердито отвечают им откуда-то из-за нашей спины. Вкрадчиво пришепетывая, снаряды проносятся высоко над головой в сторону песчаной косы. Музыка эта не прекращается ни днем ни ночью.

Городские кварталы начинаются у самого стадиона и поднимаются пологими ступенями-террасами вверх, поэтому снизу, с берега, хорошо видно, как погибают здания. Прошелестит тяжелый «чемодан» со стороны моря, через секунду-другую вздрогнет земля, и вдруг какой-нибудь дом на глазах у тебя вспухнет, раздаваясь вширь, а затем развалится под грохот взрыва и исчезнет на некоторое время в туче красной и белой пыли, черного дыма и мелких обломков. Пыль потом еще долго висит в воздухе над новой развалиной, лениво оседая на мостовую и соседние крыши.