Александр Шульгин - Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1
Проехав полдороги, я увидела на холме ряды ульев, стоявших под фруктовыми деревьями наших соседей, и обнаружила, что размышляю о древнем, мифическом отношении пчел к архетипу Богини-Земли. Я видела фигуры мужчин и женщин, живших тысячи лет назад. Они договаривались с пчелами - и, таким образом, с Богиней, - строя ульи для пчелиного роя, передвигая их при необходимости, чтобы пчелы комфортно чувствовали себя при смене сезонов. А взамен они получали золотое сокровище, в названии которого отражалась сладость.
Потом в моем воображении появилось открытое пространство между деревянными перекладинами под полом в нашей столовой, где рождались и иногда умирали целые поколения любимых мною опоссумов. Я увидела маленькие подвальные помещения - первый, второй и третий подвалы. Это была территория наших двух независимых кошек, которую они охраняли от посягательства любопытных енотов. Мой взгляд переместился на полые деревянные опоры, выходившие наружу из первого подвала. Год за годом сюда возвращался пчелиный рой, устраиваясь здесь жить. Пчелы строили свои ульи внутри опор. После нескольких тщетных попыток с привлечением друзей и использованием защитной одежды и дыма, сопровождавшихся громким нервным смехом, мы отказались от мысли раз и навсегда прогнать пчел. Я помню, как однажды наши пчелы поднялись в воздух всем роем. Пчелиное облако поднялось над крышей, и я пропела единственную ноту, которую они жужжали, и бросилась в дом, чтобы проиграть ее на пианино. Это была нота «ля». Так что пчелы роятся, издавая ноту «ля», сообщила я Шуре той ночью. По крайней мере, поправилась я, наши пчелы.
Когда впереди показался почтовый ящик, стоявший в конце нашей дороги, я осознала, что мы с Шурой сохранили гармоничные отношения с Богиней-Землей, позволив животным и насекомым, устроившимся у нас в подвале, жить своей жизнью. И вынужденные принимать случавшуюся время от времени смерть этих созданий, мы сознательно или бессознательно сохраняли связь с разрушающей и несущей гибель стороной Великой Матери и тем самым признавали эту сторону.
Когда в подвале, особенно летом, умирает какая-нибудь зверушка, тут невозможно ошибиться! Ужасный запах стоит в доме неделями. «Ну, посмотри на это дело с другой точки зрения, - обычно призывает меня Шура в таких случаях. - Это напоминает нам, что Природа бывает не только романтичной и сентиментальной, не так ли?»
Бородин-роуд - улица короткая, самое большее - полминуты езды на машине. Поэтому очень скоро я достигла выезда на шоссе. Тщательно проверив свое состояние, я пришла к выводу, что смогу добраться до Беркли только в том случае, если буду осознавать все, что делаю я сама, и как едут другие машины. Я отправила мысленную телеграмму тому, кто мог сойти за моего ангела-хранителя, попросив его оберегать меня, и влилась в поток машин.
Оказавшись на шоссе, я сосредоточилась на мысли о том, что, как я знала, было абсолютно необходимым условием выживания, - веди аккуратно и на все обращай внимание. Идеи и концепции продолжали возникать у меня в голове, но теперь беззвучно, как музыка в радиоприемнике с выключенным звуком.
Без всякого удивления я заметила, что, похоже, могу уловить общее психическое состояние любого водителя, проезжавшего рядом со мной. Я чувствовала короткие вспышки чужих эмоций, сменявших друг друга, - нетерпение, смирение, раздражение, а в одном случае почти сумасшедшее счастье.
Мне вдруг пришло в голову, что, возможно, и я довольно сильно транслирую вовне свое психическое состояние. Было бы неплохо попрактиковаться в «отключении». Знать бы только, как это делается. Спустя какое-то время я поняла, что проблем у меня не было: все остальные водители были заняты собственными мыслями, так что никто не бросал в мою сторону обеспокоенных или любопытных взглядов. Я стала чувствовать себя не так тревожно. Наконец, я поняла, что, если перестану намеренно улавливать эмоции других людей и вместо этого сосредоточусь на самой себе, на своей машине и лежащей впереди дороге, то сведу риск - реальный и воображаемый - к минимуму.
Лишь один раз я ощутила страх. Когда я ехала по наклонному съезду с автомагистрали, в зеркало заднего вида я увидела на левой полосе мужчину, который вел тяжелую серебристую американскую машину. Он мчался на большой скорости. У него было поразительное выражение лица, отражавшее смесь крайнего возбуждения и злорадства. Он улыбался самому себе. Когда его машина поравнялась с моей, я поймала психический импульс сидевшего за рулем мужчины, - сильный и хищный, он был похож на акулу. Я мельком взглянула на его профиль и отвернулась.
Пусть стены твоего замка будут неприступными, а мост через ров поднят. Не вступай в психический контакт. Этот человек опасен. Снизь скорость и позволь ему обогнать тебя.
Когда он наконец-то исчез из вида, я осознала, что даже дыхание задержала. Я медленно выдохнула.
О Боже! Что ЭТО был за человек?
Мне потребовалось время, чтобы окончательно стряхнуть прилипший ко мне след тьмы, который оставила после себя серебристая машина.
Через двадцать минут я уже стучалась в дверь небольшого дома Адама. Он знаком предложил мне войти, а потом заключил меня в свои объятия, которыми он славился в нашем дружеском кругу. Несомненно, эта слава была заслуженной, потому что его объятия всегда дарили энергию, силу и говорили о глубоком принятии другого человека. Я часто повторяла Адаму, что у него были самые притягательные объятия во всей Северной Америке; человеку, которого он обнимал, требовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы разомкнуть его руки. Обычно на эти мои слова Адам смеялся и нежно похлопывал меня по щеке. Однажды он сказал: «Ну, я считаю хорошие объятия одной из немногих оставшихся у меня чувственных привилегий!»
Я знала, что в действительности Адам использовал объятия с той же целью, с какой использовала их я сама. Крепкие объятия нужны были не только для того, чтобы поприветствовать друга, но и установить связь с сокровенной его частью, почувствовать его эмоциональное и духовное состояние. Эта информация шла не через руки; она передавалась от одного солнечного сплетения к другому. Крепкие дружеские объятия -это единственный приемлемый с социальной точки зрения способ приблизиться к телу человека, который не является твоим любовником.
Я села на старый коричневый кожаный диван Адама и хранила молчание, пока он устраивал магнитофон на низком столике передо мной. «Все в порядке, - сказал Адам, усаживаясь на стул. - Магнитофон начал записывать. Пленку я отдам тебе, когда будешь уходить. Теперь расскажи мне, что происходит».
