Юрий Фельштинский - Троцкий против Сталина. Эмигрантский архив Л. Д. Троцкого. 1929–1932

Параллельно левая оппозиция в течение нескольких лет вела против сталинцев борьбу за коллективизацию. Только когда кулак отказал государству в хлебе, Сталин под давлением левой оппозиции совершил крутой поворот. В качестве эмпирика он дошел на новом пути до противоположной крайности, поставив задачей коллективизацию всего крестьянства и ликвидацию кулачества как класса в течение двух-трех лет и сократив вместе с тем пятилетний срок плана до 4-х лет. Левая оппозиция объявила новые темпы индустриализации непосильными, а ликвидацию кулачества как класса в течение трех лет — фантастической задачей. Если угодно, мы оказались на этот раз «менее радикальными», чем сталинцы. Революционный реализм стремится из каждой данной обстановки извлечь максимум, — в этом его революционность, — но в то же время он не позволяет ставить перед собой фантастические цели, — в этом его реализм.

6. Если коллективизация чрезмерно обгоняет техническое и культурное преобразование крестьянского хозяйства, то она неизбежно принимает административный характер. В этом случае она не искореняет частный капитализм в деревне, а включает его в свои рамки. Левая оппозиция требовала и требует приведения темпа коллективизации в соответствие с наличными техническими, экономическими и культурными ресурсами страны.

7. Это утверждение по меньшей мере запоздало. Внутренняя политика сталинской фракции совершает как раз сейчас новый поворот. Легализация частной торговли есть, во всяком случае, решительный шаг вправо.

8. Нынешние колхозы являются ареной борьбы капиталистических и социалистических тенденций. Легализация торговли, как и ряд других мер последнего времени, означают вынужденную уступку капиталистическим тенденциям. Видеть в этом поворот на путь капитализма было бы в корне неправильно. Но не менее легкомысленно говорить о полном искоренении капитализма. Борьба враждебных начал займет еще многие годы и разрешится в зависимости от того, как разрешится судьба мирового капитализма.

Если бы в России вообще не было больше опасности возврата назад, к капитализму, то ничем не был бы оправдан, замечу в частности, режим диктатуры. Фишер, по-видимому, об этом совсем не подумал.

9. Аутаркия[767] — идеал Гитлера, а не Маркса и Ленина. Социалистическое хозяйство не может отказаться от гигантских выгод мирового разделения труда: наоборот, оно доведет их до высшего развития. Однако речь идет сейчас не о будущем социалистическом обществе, уже достигшем внутреннего равновесия, а о данной, технически и культурно отсталой стране, которая в интересах индустриализации и коллективизации вынуждена как можно больше вывозить, чтобы как можно более ввозить.

10. Эта мысль явно противоречит мысли первого пункта. Не верно, что одно лишь существование Советского Союза способно обеспечить победу революции в других странах. Но столь же неверно, что революция назревает и разрешается только на национальной почве. К чему тогда вообще Коммунистический Интернационал?

11. Непонятное недоразумение! Сталин осенью 1923 года удерживал германскую компартию от наступательной стратегии. Я, наоборот, в речах, статьях и на совещаниях Коминтерна доказывал своевременность смелого революционного наступления. И Сталин, и я «вмешивались», таким образом, в немецкие дела, но наше вмешательство шло по прямо противоположным направлениям. А мои слова Кингу[768]? Отвечая на вопрос американского сенатора, я подчеркнул, что как правительство мы, разумеется, не вмешиваемся в гражданскую войну в Германии. Я считал тогда и считаю теперь, что нельзя отождествлять Коминтерн с советским правительством, как нельзя, например, отождествлять Таммани Холл[769] с нью-йоркским муниципалитетом. К вопросу о моих стратегических разногласиях со Сталиным в 1923 году мой ответ сенатору Кингу не имеет ни малейшего отношения.

Попытка противопоставить «ответственное» заявление члена правительства безответственным заявлениям писателя есть филистерство. Занятия с рабочим кружком из десяти человек я считаю таким же ответственным делом, как руководство революционной армией в 5 300 000 душ.

12. Видеть в так называемой политике единого фронта «меньшевизм» можно, только если не знать азбуки вопроса. В 1905 и в 1917 году большевики вместе с меньшевиками и эсерами — и в то же время в борьбе против них — строили Советы. В конце августа 1917 г. мы заключили с меньшевиками и эсерами соглашение против Корнилова: дело шло о единстве боевых действий в строго определенных границах, для строго определенных целей, при полной политической независимости каждого из временных союзников. Эта тактика, которую я вместе с Лениным проводил на III и IV конгрессах Коминтерна и которая закреплена в соответственных резолюциях, остается, по моему убеждению, обязательной и сегодня.

13. Теория перманентной революции — в противовес теории социализма в отдельной стране — признавалась всей большевистской партией в 1917—19 гг. Только поражение пролетариата в Германии в 1923 году послужило решительным толчком к созданию сталинской теории национального социализма. Теория перманентной революции, впервые сформулированная мною в 1905 году, вовсе не связана с определенными сроками революционных событий: она вскрывает лишь мировую обусловленность революционного процесса.

14. Советское государство не нуждается ни в иллюзиях, ни в подкрашивании. Оно может иметь лишь тот мировой авторитет, который подтверждается фактами. Чем яснее и глубже мировое общественное мнение, прежде всего мнение трудящихся масс, будет понимать противоречия и трудности социалистического развития изолированной страны, тем выше оно будет ценить достигнутые результаты. Чем меньше оно будет отождествлять основные методы социализма с зигзагами и ошибками советской бюрократии, тем меньше будет опасности того, что при неизбежном обнаружении ошибок и их последствий падет авторитет не только данной правящей группы, но и рабочего государства в целом. Советскому Союзу нужны мыслящие и критические друзья, т. е. такие, которые не только способны петь гимны в период успехов, но и не дрогнут в час неудач и опасностей. Журналисты типа Фишера выполняют прогрессивную работу, защищая Советский Союз от клевет, злобных вымыслов и предрассудков. Но эти господа выходят за пределы своей миссии, когда пытаются преподавать нам уроки преданности советскому государству. Если бы революционеры так почтительно склонялись перед тем, что уже создано, завоевано и существует, на свете не было бы революций. Если бы мы боялись говорить об опасностях, мы никогда не одержали бы над ними победы. Если бы мы закрывали глаза на темные стороны созданного нами рабочего государства, мы никогда не пришли бы к социализму.