Ленинград сражающийся, 1941–1942 - Борис Петрович Белозеров
Органы милиции задерживали всех детей, находившихся на улице без родителей после 21 часа. На рынки выделялись специальные патрули, создавались пикеты при отделениях милиции из молодежного актива[1013]. В условиях нехватки приемников-распределителей органы милиции были вынуждены оперативно решать вопросы эвакуации детей и патронирования. Эта работа находилась под постоянным контролем партийных, советских органов власти и общественности.
О масштабах деятельности подразделений УНКВД Ленинграда и Ленинградской области, непосредственно осуществляющих функции борьбы с беспризорностью и безнадзорностью, говорят следующие данные: только за 1944 г. с улиц и других общественных мест города и области органами внутренних дел было изъято 66 629 беспризорных и безнадзорных детей[1014].
Партийные комитеты внимательно относились к судьбе детей и подростков, оказавшихся в кольце блокады. Старшие школьники участвовали в работе формирований МПВО, дежурили на чердаках и тушили вражеские зажигалки, сброшенные с самолетов, ликвидировали последствия артиллерийских обстрелов. Многие из них продолжали учебу. 25 октября 1941 г. бюро горкома партии приняло постановление о начале учебного года в школах Ленинграда. Это постановление обязывало исполкомы Ленгорсовета организовать нормальные занятия учащихся седьмых-десятых классов. Тем же постановлением начальник гарнизона города должен был в трехдневный срок освободить помещения ряда школ, занятых воинскими частями, а учителя и учащиеся школ, возобновившие занятия, освобождались от трудовой повинности на время учебного года[1015]. 26 октября 1941 г. исполком Ленгорсовета издал постановление, которое предоставляло школам право при наличии условий начать занятия с учениками первых-шестых классов, и 3 ноября они были возобновлены в 103 школах[1016].
Вражеская блокада тяжело сказывалась на жизни и здоровье детей. К январю 1942 г. в классах младших школьников осталось 36 тыс. учеников. В феврале – марте их число резко сократилось[1017]. В конце декабря 1941 г. и начале января 1942 г. большинство школ были вынуждены прекратить занятия. Однако в 39 школах, несмотря ни на какие трудности, занятия не прерывались даже в самые морозные месяцы. Партийные и советские органы оказывали школам максимально возможную в тех условиях помощь. При крайне ограниченных продовольственных условиях каждый из учителей и учеников, не прекращавших занятия, получал в школе тарелку супа без вырезки талонов из продовольственных карточек, что в тех условиях было немалым подспорьем[1018].
В мае 1942 г. в городе возобновились занятия в 137 школах. К учебе приступили 63 712 школьников. Чтобы поддержать ослабевших детей, в школах было организовано трехразовое горячее питание. С 20 по 30 июня 1942 г. в 39 ленинградских школах, в которых занятия не прекращались в течение всего учебного года, прошли экзамены. Из 532 учеников, окончивших 10-й класс, 70 % получили отличные и хорошие оценки. Для выпускников школ 30 июня был устроен общегородской праздник во Дворце пионеров, и каждый из них получил в подарок книгу с надписью: «Окончившему полный курс… школы в Ленинграде в 1941/42 году в годы Отечественной войны и блокады»[1019].
Первого сентября 1942 г. начался новый учебный год в 1–4-х классах 73 ленинградских школ, в которых стали обучаться 11,3 тыс. школьников. Все учащиеся были обеспечены учебниками, тетрадями и трехразовым питанием, из них 1300 человек бесплатным.
Важно было создать такие условия школьникам, которые способствовали бы проведению каникул с оздоровительным наполнением. Такие возможности предоставлялись. Близлежащие совхозы и подсобные хозяйства нуждались в помощниках.
Вспоминает М. П. Ивашкевич: «Двадцать учащихся 47-й школы окончили 10-й класс, остальные перешли в 8, 9 и 10-й, большинство с отличными и хорошими оценками. Неуспевающих не было. Но ребята побледнели, исхудали, некоторые буквально ссохлись, а у других были голодные отеки. Дистрофия в той или иной степени коснулась почти всех. У многих кровоточили десны, шатались зубы – явные признаки цинги. Не лучше выглядели и преподаватели. У них, кроме дистрофии и цинги, обострились болезни возраста: ревматизм, радикулит, сердечные заболевания. Перед учащимися и педагогами Ленинграда была поставлена новая, ответственная задача: помочь совхозам и подсобным хозяйствам в проведении сельскохозяйственных работ.
Важность и неотложность этой задачи ясны были каждому. С начала блокады к скудному хлебному пайку город мог добавить считаные граммы сахара или кондитерских изделий, иногда немного мяса. Не помню, чтобы нам выдавали хоть сколько-нибудь крупы и овощей. С наступлением весны 1942 г. ленинградцы выщипывали в городе каждую травинку, ели молодые листья клена, липы, делали салат и щи из мокрицы и дикого цикория.
И вот мы в совхозе “Красная заря”. Школьный лагерь объединял здесь учащихся 47, 48 и 65-й школ Приморского (ныне Ждановского) района. Пионеров было 155 человек, комсомольцев – 21. Всего сформировали 14 бригад, в том числе первые две из учащихся 8–10-х классов. Одну из них (вторую) возглавила учительница немецкого языка Ю. А. Мейнике, другую я. Обе бригады соревновались между собой, и, надо сказать, успех не часто был на нашей стороне.
Начальником лагеря была назначена заведующая учебной частью 47-й школы Н. П. Инкова. По вечерам после работы ее маленькая комната становилась штабом лагеря. Здесь мы подводили итоги за минувший рабочий день, обсуждали возникавшие перед нами трудности и тут же намечали меры, необходимые для их преодоления. Совещания были короткими, сугубо деловыми. Они помогали направлять работу в целом, формировали из учителей разных школ единый коллектив.
Под жилье нам приспособили пустовавшее здание 63-й школы по Школьной улице. Вылетевшие при бомбежках стекла были заменены фанерой. Водопровод и канализация не действовали. Во дворе стояла уборная дачного типа, а воду носили ведрами. Освещения не было, не считая аварийного запаса свечей и “летучей мыши”, которыми пользовались в случае острой необходимости. Бригадам под спальни отвели классы.
Преподаватели делали все возможное, чтобы помещение выглядело не только чистым, но и уютным. Н. П. Инкова лично показывала дежурным, как убирать спальни, мыть полы, стирать белье. Ту же работу проводила с учащимися своей школы и А. П. Сидорова.
В первой декаде июня началась работа на полях. Они встретили нас дремучей лебедой, скрывавшей сами посадки: рабочих рук в совхозе явно не хватало, надо было скорее браться за прополку.
Удачное начало трудовой жизни подбодрило нас. С нормами ребята справлялись. Постепенно все осознавали, что работа в совхозе очень похожа на более знакомый нам труд на фабриках и заводах. Надо было проделывать какие-то определенные операции: прополку, рыхление, окучивание и т. д. Как самим операциям, так и наиболее рациональным приемам их исполнения обучали внимательные и доброжелательные агрономы. Они же проверяли нашу работу. Так шаг за шагом осваивали мы овощеводство, о котором большинство имело лишь отдаленное представление по дачной жизни в
