Сергей Степанов - Век психологии: имена и судьбы

Это сейчас такая точка зрения в самом деле кажется воплощением здравого смысла, а тогда… В Америке середины ХХ века существовали жесткие педиатрические установки по уходу за ребенком. Американцы кормили своих младенцев в 6, 10, 14, 18 и 22 часа – не раньше и не позже, и в строго определенном количестве. Считалось: если ребенок почувствует, что его могут покормить в любое время, он станет капризничать, требовать больше еды. А это испортит и пищеварение, и характер. Брать ребенка на руки, по рекомендации Уотсона, не следует – это его опять-таки испортит. Приучение к горшку начиналось не тогда, когда ребенок был к этому готов, в строго определенном возрасте – в середине первого года жизни.

Для большинства американских родителей новая книжка была подобна глотку свежего воздуха. Как оказалось, Спок поступил очень мудро, начав писать ее еще в военные годы. Сразу после войны, когда тревоги были позади и Америка, вырвавшись из тисков депрессии и значительно окрепнув, уверенно вступила на путь экономического процветания, в ней начался «бэби-бум» – невиданный всплеск рождаемости. Потребность в умных и доходчивых советах о том, как воспитывать ребенка, была велика как никогда. К тому же новое поколение родителей было готово к новому уровню семейных отношений, безотчетно стремилось уйти от строгости и сдержанности в отношениях с детьми. Книга Спока оказалась созвучной их ожиданиям.

Главное, что сказал автор родителям: не бойтесь любить своих детей. Каждый ребенок нуждается в том, чтобы его ласкали, обнимали, брали на руки, улыбались ему, играли с ним. Любой совет автора пронизан гуманистической перспективой: «Когда вы показываете ребенку, что он самый чудесный малыш на свете, это питает его дух так же, как молоко – его тело».

Спок стремился сделать жизнь в семье более легкой и более приятной для родителей и для детей. Он учил, что не нужно чрезмерных родительских жертв – родители тоже люди, и они не должны забывать и о своих нуждах. Что хорошо и удобно для родителей, то хорошо и удобно для ребенка, и наоборот.

Молодые американские мамы читали Спока запоем. «У меня такое чувство, – признавалась в письме автору одна из читательниц, – будто вы разговариваете со мной, а главное, считаете меня разумным существом…» К началу пятидесятых уже несколько миллионов американских семей воспитывали детей по Споку. Однако всенародный энтузиазм не мог и не настораживать. Спок быстро понял, что многие воспринимали его советы слишком буквально и впадали в крайности. Воспитывая ребенка «по Споку», родители теряли свое ведущее положение, так как уверовали, что ребенок лучше знает, что ему нужно, а свою роль видели лишь в том, чтобы следовать за его побуждениями. Уже в пятидесятые Спок начал предостерегать от таких крайностей. Во втором издании книги (1957) он акцентировал роль родительского авторитета, в третьем (1968) значительно расширил главу «Дисциплина», где, оставаясь на своих прежних позициях относительно определяющей роли родительской любви в воспитании ребенка, он подчеркивал также обязанность родителей ставить перед детьми разумные ограничения, учить их на примерах и наставления, что правильно и что прилично. Нормально, писал Спок, что дети сопротивляются, капризничают, протестуют, испытывают гнев. Но родители вправе настаивать на разумном поведении детей и всегда должны оставаться на лидирующих позициях.

Фактически вторую половину жизни доктор Спок посвятил тому, что оправдывался за свои радикальные призывы сороковых и призывал не трактовать гуманизм как вседозволенность. Но джинн был уже выпущен из бутылки. Поколение «бэби-бумеров», росшее без окриков и шлепков, все крепче становилось на ноги и не желало разделять буржуазные ценности своих отцов. Когда Спока упрекают (хотя можно ли это считать упреком?) в том, что он породил поколение хиппи, – это чистая правда. Длинноволосых американских шестидесятников легко осудить за вызывающую внешность, культ марихуаны, безголосый рок-н-ролл. Но в историю они вошли не только эпатажными выходками, но и искренним протестом против буржуазного лицемерия, проповедью любви и добра, а главное – мощным антивоенным движением, заставившим милитаристскую Америку свернуть вьетнамскую войну, а в итоге и отказаться от всеобщей воинской повинности. Тысячи длинноволосых юношей и девушек, фактически еще детей, с цветами в руках шли на полицейские кордоны без страха перед дубинками и пулями. Их убивали и калечили, но их цветы оказались в конце концов сильнее дубинок. Они добились того, о чем в другие времена и в других краях молодые инфантилы не смеют и мечтать, – конца позорной войны и отмены казарменной каторги.

Вице-президент США Спиро Агню, глядя на нескончаемый поток демонстрантов, надвигавшийся на Белый Дом, в бессильной злобе шипел: «Споково отродье!..» Кто сегодня помнит мистера Ангю? И кто не знает доктора Спока?

Седоволосый доктор (ему уже перевалило за шестьдесят) шел в рядах демонстрантов. Когда началась война во Вьетнаме, он сразу примкнул к антивоенному движению. Для респектабельного медика это означало превратиться в изгоя. Он сознательно пошел на это, мотивируя свой поступок так же рассудительно и просто, как давал в своей книжке советы матерям: «Какой смысл растить детей, чтобы потом отправлять их гореть заживо?»

В 1968 году, в разгар антивоенных выступлений, Спок был признан виновным в «преступном пособничестве уклоняющимся от службы в вооруженных силах». Ему грозили годы тюрьмы, но апелляционный суд, к счастью, отменил приговор.

В 1972 году он баллотировался на президентских выборах в качестве кандидата Народной партии – коалиции левых сил. Предвыборная платформа: бесплатное медицинское обслуживание, гарантированный минимум доходов, вывод американских войск с территории иностранных государств, а также… легализация марихуаны (видно, сказалось тесное общение в кругу детей-цветов). Разумеется, консервативному большинству электората такой радикализм пришелся не по вкусу. К тому же на доктора ополчились набиравшие силу феминистки. Еще бы – ведь он призывал женщин быть женщинами и больше сил отдавать детям, чем карьере. Моральные извращенки всего мира не могут простить ему этого по сей день.

Главный парадокс в жизни доктора Спока состоял в том, что от травматического опыта собственного детства ему, похоже, так и не удалось освободиться. В кругу собственной семьи он представал совсем не таким, каким его воображали миллионы почитателей. В отношении своих сыновей он вел себя в прямом противоречии с собственными рекомендациями, напротив – словно вознамерился воплотить в жизнь наставления Уотсона: «Я никогда не целовал своих сыновей», – признавался он на склоне лет. Джон Спок, младший сын доктора, в возрасте 52 лет позволил себе шокирующую откровенность: «Отец постоянно устраивал нам нешуточные разносы даже по мелочам. У нас в доме царила гнетущая обстановка. Моим обычным состоянием были страх, чувство унижения и подавленности». Вполне понятна та ирония, с какой Джон относится к бестселлеру доктора Спока. Он запомнил своего отца совсем другим – «отвратительным тираном по отношению к родному сыну».