Максим Чертанов - Дюма

Роман «Мадам Лафарг» печатался в «Новостях» с 26 сентября по 1 ноября 1866 года. Не оценили. И Леви его издавать не захотел. Годом раньше Гонкуры издали «Жермини Ласерте» — та же история. Пишешь по старинке — ругают, по-новому — ругают… Что же делать-то?

«Новости» умирали, нужна новая газета, ежедневная (он так и не понял, что нужен новый управляющий газетой). Жирардену: «Вы мне позволили сообщить в Вашей газете о возрождении „Мушкетера“. В субботу, в два часа, он выйдет из печати. Одной из главных изюминок первого номера будет статья против Вас, в ответ на Ваши атаки против того, что Вы называете мелкой прессой, — она угрожает стать большой, если уже не стала». Первый номер «Мушкетера» вышел 10 ноября — в нем допечатывалась «Мадам Лафарг»; с 18 ноября выходил «Красный сфинкс» под названием «Граф де Море» и «Граф де Маццара», перевод книги Петручелли де ла Гаттина. Вроде бы дело пошло. Можно садиться писать о войне с пруссаками и — Дюма наконец созрел для этого — о Наполеоне. Он называл источники: Тьер, Мишле, мемуары Нодье, генерала Матье Дюма, депутата Этьена де ла Рю и, разумеется, самого Наполеона, архивную переписку. «Одно из главных преимуществ контрреволюций состоит в том, что они снабжают историков документами, которые иначе не были бы получены. В самом деле, когда Бурбоны вернулись во Францию в 1814 году, все наперебой хотели доказать, что участвовали в заговоре или против Республики, или против Империи, то есть предавали родину. Предстояло получить вознаграждение за предательство, и вот мы увидели, как постепенно становятся явными и подтверждаются все заговоры, которые низвергли Людовика XVI с трона и о которых при Республике и Империи мы имели лишь смутное представление, ибо никогда не хватало доказательств. Зато в 1814 году доказательств было уже достаточно. Правой рукой каждый предъявлял свидетельство о своей измене, а левую протягивал за наградой…»

Некоторые материалы, касающиеся войны, ему в государственной библиотеке не дали. Он опять писал императору, хотя тот никогда не отвечал ему, льстил безбожно: «Прославленный собрат… (Луи Наполеон в 1865 году издал книгу о Юлии Цезаре, проводя параллели между ним, Наполеоном I и собой. — М. Ч.) когда Вы задумали описать жизнь победителя Галлов, библиотеки поспешили предоставить в Ваше распоряжение все, чем располагали. Итогом стала книга, превзошедшая остальные по объему содержащихся в ней исторических документов. Я приступил к написанию истории другого Цезаря, которого звали Наполеон Бонапарт, и мне необходимы документы, касающиеся его появления на мировой арене». Никаких документов он не дождался. Жаль, но обойдемся…

Роман назывался «Белые и синие», белые — контрреволюционеры, синие — революционеры, действие начинается 11 декабря 1793 года, короля, королеву и жирондистов уже казнили, террор, но жизнь идет, четырнадцатилетнего провинциала Шарля родители отправили в Страсбург учиться греческому. Первое, что он видит, — гильотина. «Ты спрашиваешь, пускают ли это в ход? — весело откликнулся конюх. — А то как же, причем каждый день. Сегодня настал черед мамаши Резен. Она попала сюда несмотря на свои восемьдесят лет. Напрасно она кричала палачу: „Послушай, сынок, не стоит меня убивать: подожди немного, и я сама околею“; она рухнула так живо, как будто ей было только двадцать».

Заведует казнями тот, к кому Шарль приехал учиться, — Евлогий Шнейдер, историческое лицо, чудовище еще большее, чем Каррье из «Бланш»: он был священником. «Этот общественный обвинитель, когда ему не хватало работы в Страсбурге, рыскал по окрестностям в сопровождении грозной свиты — гильотины и палача. По любому доносу он являлся в города и деревни, жители которых надеялись, что никогда не увидят это орудие смерти, производил расследование на месте, обвинял, выносил приговор и приводил его в исполнение, а посреди этой кровавой оргии восстанавливал нарицательный курс ассигнатов, потерявших восемьдесят пять процентов стоимости, и один снабжал армию, испытывавшую нужду во всем, большим количеством зерна, чем все комиссары округа, вместе взятые». Но и Шнейдера некоторые активисты террора считают умеренным и жалуются на него в Париж. Шнейдер шантажом принуждает стать его женой девицу Клотильду де Брен. Ну зачем Дюма этих девиц всюду пихает… Но он лишь следовал источникам: Шнейдер действительно силком женил на себе девушку. У Дюма его арестовывают в день свадьбы, как на самом деле — источники расходятся: то ли до, то ли после. Он имел право выбрать самый эффектный вариант.

Шнейдера казнили, а Шарль попал к генералу Шарлю Пишегрю, командующему Рейнской армией: он воевал успешно, но в 1795 году перешел к белым, был сослан в колонии, в 1804-м вновь участвовал в контрреволюционном заговоре, был арестован и покончил с собой. Дюма реабилитирует его: «Мы читали в трудах историков, что Пишегрю предал Францию ради губернаторства в Эльзасе, красной орденской ленты, замка Шамбор с парком и угодьями, двенадцати пушек, миллиона наличными деньгами и ренты в двести тысяч франков, половина которой перечислялась на имя его жены и по пять тысяч — каждому из его детей; наконец, ради поместья в Арбуа, носящего имя Пишегрю и освобожденного от налогов на десять лет. Первое конкретное опровержение данного обвинения состоит в том, что Пишегрю никогда не был женат, и, следовательно, у него не было ни жены, ни детей…» Почему предал? Он видел идеал в США, хотел жить «при Вашингтоне, а не при Кромвеле», и ему казалось, что если он поможет вернуть трон «белым», они исправятся, а «синих» исправит лишь могила.

Поздней осенью 1866 года Дюма писал об осадах и победоносных битвах, был упоен, счастлив и — влюблен. Некоторые биографы считают, что у него была тогда связь с 34-летней Олимпией Одуар, писательницей, феминисткой, что не мешало ей, по мнению Гюго, «охотиться за пожилыми знаменитостями»: в письмах Дюма она звала его «дедушкой», он ее — «деточкой»; крутилась возле Дюма и ее подруга, 28-летняя Франсуаза Шартье Адель, пишущая под псевдонимом «Камилл Делавиль», позднее утверждавшая, что была секретарем Дюма, хотя никто этого не подтвердил. Но достоверно известно лишь о том, что он был увлечен Адой Менкен, женщиной типа Маты Хари или Марии Будберг, чья жизнь — загадка.

Родилась она в Луизиане примерно в 1835 году, ребенком танцевала в балете, якобы в 12 лет перевела Илиаду, в 17 лет то ли вышла, то ли не вышла замуж. На Кубе танцевала, в Техасе редактировала газету; Уолт Уитмен, Марк Твен и Брет Гарт были ее друзьями. В 1856 году она вышла замуж за музыканта Александра Менкена и стала писать о «еврейском вопросе», Ротшильд ею восхищался как публицистом. Порвала с мужем (развод в США был разрешен), поступила в театр в Новом Орлеане, потом в Нью-Йорке, там в 1859 году вышла за боксера Джона Хинена, с ним тоже не ужилась. Актрисой была не ахти какой, коллега посоветовал ей не играть в обычном театре, а придумать что-нибудь экстравагантное. Она придумала полуцирковую постановку по мотивам «Мазепы» Байрона: сюжет предельно упрощен и масса трюков на лошадях. Первое представление в Олбани, успех, гастроли по стране. В 1862 году она вышла замуж за своего импресарио Роберта Ньюэла, родила двоих детей, оба умерли во младенчестве. Разошлась с мужем, в 1866-м, будучи беременной от неустановленного мужчины, вступила в фиктивный брак с актером Джеймсом Беркли и уехала на гастроли в Лондон (рожденный ею ребенок тоже умер). В Англии имела шумный успех, рассказывала, как была ковбоем и охотилась на буйволов, оказалась в плену у индейцев и, загипнотизировав их, бежала, и тому подобное. Беседовала с мужчинами о политике, философии и теологии, Диккенс и Суинберн переписывались с нею как с равной. Из Лондона приехала в Париж, поселилась в отеле на бульваре Страсбур, весь город стремился к ней. Дебютировала 31 декабря 1866 года в театре «Готэ». Дюма пришел к ней за кулисы в первых числах января 1867 года.