Евгений Харин - Zвуки Времени

Однажды Емеля, зайдя ко мне среди зимы, застал такую картину: посреди комнаты на полу я рисовал афишу для дискотеки. Посещаемость падала, реклама могла поправить дело. Когда краска просохла, мы с

Чижиковым водрузили это произведение местного поп-арта на чугунную ограду спортивной школы. На ядовито бардовом фоне цвета вэ-вэшных погон – другой краски в запасах отставного художника не нашлось – черный диск, из которого вырываются двумя наклонными желтыми лучами

– ЗВУКИ ВРЕМЕНИ, а более мелко, – disco, rock, pop, jazz, rock-n-roll, salsa. По верху крупно белыми буквами – ДИСКОТЕКА.

Остро встал вопрос о пополнении новыми танцевальными записями, – некоторые меломаны, узнав о моем бизнесе, стали бойкотировать обмены. Обычно раздобыв свежий диск, я обносил его всем знакомым, и те давали переписать что-нибудь из своих запасов. Обмен происходил на пару часов, нужно было выжать все что возможно. Мой сосед студент

Логинов привозил из Кирова диски для записи, давал мне, а я успевал стаскать их Емеле. Так продолжалось некоторое время, пока соседи не узнали о существовании друг друга и не догадались о моих аферах.

Емеля прозрачно намекнул мне об этом, и наши отношения охладились.

Но прежде я успел сделать у него удачную перезапись "Санта

Эсмеральды" 77-го года – эталона диско музыки семидесятых.

Лариса в надежде получить аттестацию выписала из Кирова некого эксперта по дискотекам. Он оказался приличным человеком, дотерпел до конца, но, сколько она его ни пытала, не высказал своего мнения, кроме слегка поощрительного замечания в мой адрес: "Контакт с публикой есть". Человек явно не глупый, он видел, что мы делаем нечто похожее на запад, хоть и в сельском клубе. Какое-то время в нашей глуши, пока коммуняги не опомнились и не возглавили народное начинание, это сходило с рук. Пару раз к нам заглядывали проверяющие из отдела культуры и горкома комсомола. О таких визитах меня предупреждал Чиж, умевший все пронюхать заранее.

К весне посещаемость наших вечеров упала. Причины были разные.

Ларису однажды, когда она разнимала дерущихся, слегка приложили. Это ее взбесило, она прибежала на сцену, включила освещение и под угрозой прекращения танцев потребовала от своих обидчиков покинуть зал. Кассирша часто саботировала продажу билетов, говоря: "Народу мало пришло, танцев, наверно, не будет". Люди уходили. В начале мая дискотека прекратила работу. Всего прошло около тридцати вечеров.

Нас уже знали и стали приглашать на свадьбы и другие вечера.

14. Год Московской Олимпиады.

Зиму я пересидел в миниатюрном полутора местном закутке художника-оформителя районного узла связи. Работа подобного рода поднадоела мне еще в армии, а когда к маю дали писать десятиметровый лозгун на красной тряпке, я затосковал и, не без обоюдного желания со стороны администрации, уволился. Запомнился мне этот период трудовой бездеятельности поездкой в колхоз на заготовку хвойной лапки и двухнедельной отсидкой в военкомате, где я в полу дреме перебирал дела призывников и чертил какие-то таблицы. Командовал отделом все тот же капитан знакомый мне по унылому маю 1972 года, успевший стать майором. Однажды в отделе появился прилично одетый молодой мужчина и, вертя какими-то бумагами, негромко о чем-то заговорил с начальником. "Писюн?" – полу утвердительно переспросил тот у штатского. Из обрывков долетавших фраз я понял смысл дела. В армии чтобы откосить от службы некоторые молодые солдаты имитируют недержание мочи. Такими хитрыми больными помимо медицины занимается

КГБ, вынюхивающее все факты способные пролить свет на возможный обман. Они, похоже, и ставят окончательный диагноз.

Однажды меня в числе других не вполне занятых делом сотрудников отрядили присутствовать на собрании по выдвижению кандидата в депутаты обл. совета. Набрался полный зал дома пионеров. Кандидат мне понравился, вел себя раскованно, шутил к месту, на бюрократа не походил, да, и не стар еще. Но под конец шоу подсунули горькую пилюльку, – предложили "Кто за то…" Все дружно сделали "лапы вверх". Пришлось и мне сдаваться.

В те времена к концу зимы частенько оказывалось нечем кормить несчастных колхозных коров, а потому нахлебников – горожан отрывали от их тепленьких рабочих мест и посылали в лес на делянки собирать после лесорубов дармовой корм – ветви елок и сосен. Делали это в порядке помощи колхозам, иногда по субботам, а чаще в рабочие дни.

Вообще, с июльского сенокоса до поздней осени пока поля не покроются снегом, гоняли в колхоз всех, с четвертого класса школы до работающих пенсионеров. Обычно поездка занимала большую часть времени. В тот раз сначала около часа нас везли на автобусе. Потом еще столько же на огромных санях за трактором по лесной зимней дороге. Сама работа длилась не более сорока минут. Загрузив возок и усевшись сверху, наша бригада приняла по стакану вина, за которым заблаговременно в соседнюю деревню был отряжен гонец на тракторе.

Обратно ехали весело, удобно и согревшись. Но не всегда все было так легко и беззаботно. Иной раз приходилось попахать на уборке картошки, стоговании сена, на элеваторах и хранилищах, трястись на ухабах в грузовиках, проклиная наше колхозное хозяйство, при котором люди заняты полу рабским низкопроизводительным трудом.

"Подъем сельского хозяйства – дело всенародное!", – красовались на

Первомайской метровыми буквами слова генсека Брежнева.

Между тем продуктов питания в магазинах с каждым годом убывало. С начала семидесятых перед ними выстраивались очереди за мясом, а позже и за колбасой. К 80-му году масло и другие молочные продукты выбрасывали в продажу эпизодически. Когда это случалось, у прилавков и дверей начинались давки, переходящие в потасовки, в ходе которых сильные оттесняли слабых. Некоторые, как моя мать, ездили по выходным дням за продуктами в Киров или в Кирово-Чепецк – там снабжение было классом выше.

Слободской пивзавод выпускал в торговую сеть продукцию отвратительного качества. Как-то в буфете ДК один парень изумленно-радостно демонстрировал окружающим только что купленную бутылку с полу истлевшей мумией мышонка на дне: "Сохраню на память!"

Это открытие, однако, ничуть не смутило остальных толпившихся в очереди, – привозного пива практически не бывало. Слободская водка из магазина имела отвратительный вкус, я ее не пил. Хорошие сорта,

"Старка", "Посольская", были доступны лишь по случаю. Из вин в продаже сухое "Ркацители" – алкаши не брали его ввиду слабости, и советский шампусик на дрожжах. Единственное утешение – недорогой коньяк сносного качества. Народ пил разливуху-бормотуху по рублю бутылка, после которой любая теперешняя дрянь кажется нектаром. В