Евгений Муляров - Джуна

Между тем Джуна продолжала работать в баре. Стояла за стойкой, смешивала коктейли.

Временная, как ей казалось, работа затянулась на годы.

Двойник ее отца

Явь, подобная сновидению, или необыкно­венный сон — этот странный полет и прикосновение к телу умирающего юно­ши, которому необходимо было человеческое со­страдание и помощь ее рук, — открыли Джуне ее дорогу в жизни.

Верно когда-то предсказывал отец — ей надо лечить людей, тратить волшебную энергию, полученную от природы или от божества, для того чтобы страдание людское в этом мире не прибывало. Его нельзя совсем уничтожить, ведь страдания — обязательная часть судьбы челове­ка, но ни в коем случае нельзя позволять ему вырастать. Есть такая отметка, превысив кото­рую страдание станет неуправляемым, как вы­шедшая из берегов вода затопит мир.

Однажды вот так, подобно воде, мир затопи­ли людские грехи, и реальной водой высшие силы смыли накопившуюся в мире скверну. Из потопа спаслись единицы, и ковчег, причалив­ший к одной из Кавказских гор, до сих пор хра­нится там в виде назидания. И в виде спасатель - ной шлюпки. Будет новый потоп, и ковчег всплывет, и на нем смогут спастись опять еди­ницы.

Джуне было видение. Ее покойный отец или его двойник явился Джуне, чтобы еще раз напо­мнить о ее предназначении, ибо в суете повсе­дневности она могла позабыть самое важное, ежедневно откладывая, могла не истратить дан­ных ей чудесных сил. Тогда силы перекипят, уничтожат сами себя.

Напоминание было сделано, когда Джуна еще работала в баре «Метро», стояла за стой­кой, весело переговаривалась со знакомыми, привечала друзей, короче, жила той жизнью, ко­торая кажется минутной, а затягивается на деся­тилетия.

Как-то в бар заглянула группа туристов. Обыкновенная туристическая группа, что едва ли не по десять раз на дню заглядывает в попу­лярное кафе, расположенное в центре Тбилиси, на прекрасном проспекте Руставели.

Джуна привычно обслуживала гостей, выпол­няла заказы, как вдруг увидела в негустой толпе пожилого человека. И ей показалось, что чело­век этот старательно отворачивался, будто пря­тал свои глаза.

Довольные гости пробыли недолго, им пора было уходить осматривать достопримечательнос­ти древнего города. Требуются не часы, а дни и месяцы, чтобы осмотреть Тбилиси, заглянуть во все уголки.

И вот перед самым уходом загадочный чело­век повернулся к Джуне лицом. Он был так похож на ее умершего отца, что казалось, будто он призрак или двойник. Человек пристально смотрел на Джуну. А потом до нее донеслись слова, хотя губы двойника шевелились беззвуч­но: «Не делом ты здесь занимаешься, дочь моя! Вспомни о своем предназначении!»

Мгновение — и загадочный человек исчез.

И все же Джуна продолжала работать в баре. Но она видела, знала свой путь. И чтобы пройти по нему, ей следовало учиться. Она должна знать хотя бы азы медицины. А еще необходимо специалистам, профессиональным медикам исследовать ее дар. Она должна по­нять, можно ли передать людям свои способы и приемы целительства, или это особый дар, который дается одному-единственному челове­ку? Если так, тогда нужно использовать его с максимальной отдачей, не жалея себя. С этими мыслями она пришла в народный университет медицины.

Наивная Джуна! Она рассчитывала на по­мощь, а не всегда встречала даже обычное пони­мание. Существовала и некоторая опаска: вдруг способности этой девушки, мягко скажем, вы­думка? Нет, не шарлатанство! Она сама заблуж­дается насчет своего дара. Да, она хорошо учит­ся, и, вполне вероятно, ей можно будет выдать диплом с отличием. Но при одном условии, ус­ловии обязательном, непременном. Джуна долж­на продемонстрировать свои способности во время операции. Условия поставили руководите­ли железнодорожной больницы, где тогда уже работала Джуна, и декан университета, где она училась.

Люди, может быть по-своему неплохие, об­ладающие опытом и знаниями, они в какой-то степени были ограничены именно этими знания­ми и этим опытом. Лечение, тем паче операция, не может проводиться без инструментов. Это не­мыслимо! Они не ведали, да никто их этому и не учил, что инструменты — не замена челове­ческих рук, а их продолжение. Они полагались на инструменты, а ведь те мертвы, если их не направляет мудрая рука человека.

Как бы то ни было, задача четко поставлена. Главный врач железнодорожной больницы пре­дупредил: «Надо сшить верхние ткани кожного разреза после операции. О дипломе разговор может идти только после успешного выполнения этой задачи».

Время до операции словно выпало из памяти. Сразу операционная, стол и на столе больная. Джуна не боялась мертвецов, но вид этой живой женщины испугал ее. Словно при свете мгновен­ной вспышки возникали перед Джуной лицо больной, лица присутствующих при операции, их глаза. Десятки глаз. В полной тишине, не нару­шаемой никакими звуками.

И Джуна испугалась. Словно остолбенела, тело не повиновалось ей, а между тем ее торо­пили. Она услышала приказ, подчеркивающий сложность ситуации: «У вас есть двадцать минут!»

Джуна очнулась. Теперь она стояла возле операционного стола, и минуты убегали впустую. Она не ведала, что делать, как начать.

И вдруг, слышимый только ей одной, раз­дался голос отца. Он снова не оставил Джуну в сложной ситуации, помог ей, ободрил, подсказал нужный путь, хотя произнес всего три слова: «Дочь моя, клей!»

Трех слов, сказанных таким знакомым и род­ным голосом, хватило. Не надо нитки, не надо иглы. Шов возникал под пальцами Джуны, в которые она вкладывала всю энергию, отпущен­ную ей. Это видели все, потому что напряженно вглядывались в работу ее рук.

И хотя ее остановили чуть раньше, чем сле­довало, ибо отпущенное время вышло, главное было сделано. С помощью инструментов, кото­рые так любили и которым так привыкли до­верять эти люди, с помощью надежных ста­льных пинцетов шов испытали. Он был проч­ным.

Шок, пережитый Джуной во время испыта­ния, был столь силен, что она долго не могла прийти в себя. Свидетелей этому не было. Все, обсудив увиденное, занялись своими делами, а Джуна, сотворившая практически чудо, сидела и переживала заново, пыталась осмыслить и свою победу, и путь к победе.

Только какое-то время спустя Джуна смогла освободиться от последствий этого шока, и она сразу отправилась в палату, где лежала больная. И снова радость, близкая к потрясению: больная выглядела лучше многих только что перенесших операцию. Лишь позднее Джуна поняла: во время операции она не только зашила рану, она откорректировала энергетику больной. А шов... Шов был таким, какими бывают швы не в пер­вый день операции, а в третий.