Юрий Прокофьев - До и после запрета КПСС. Первый секретарь МГК КПСС вспоминает...
Привел еще сведения: в Финляндии — 35%, в Австрии — 40% государственных предприятий. И земля в большей части европейских государств не является частной собственностью. Назвал ему даа- ные по Голландии, Израилю.
У меня сложилось впечатление, что Горбачев не просто подыгрывал мне, хотя подобное у него бывало довольно часто. Он искренне удивился новому для себя знанию. Он этого просто не знал...
...Я работал в горкоме партии при трех первых секретарях Московского горкома КПСС — Гришине, Ельцине и Зайкове. О Зайкове я рассказал выше.
Виктор Васильевич Гришин пришел первым секретарем Московского горкома партии в 1967 году, а я в марте 1968 года. Он — первым секретарем, я — инструктором горкома партии.
История все расставит на свои места. Очень многое из того, что делалось после ухода Гришина, запланировано при нем. И реконструкция московской кольцевой дороги, и реконструкция центра города. Практически тогда приступили к работам на Сретенке, но все провалилось из-за перемены ситуации в стране.
При нем было запланировано и строительство Северной ТЭЦ. Как бы ни боролись против нее, все равно она нужна, чтобы обеспечить теплом огромную часть города.
С чего начал Гришин? Наверное, с того, что ему было ближе по ВЦСПС — с создания плодоовощных баз в Москве и зон отдыха. Он на это мобилизовал весь аппарат.
Виктор Васильевич был очень жесткий, требовательный. Может быть, даже чрезмерно жесток и требователен по отношению к людям. Работал много: где- то с восьми утра до десяти вечера. Так что Ельцин тут не показатель. Причем Гришин работал в напряженном темпе значительно больше по времени и значительно результативнее.
Он никогда не работал на публику. Всячески пытался принизить свою роль в публикациях о нем, описаниях каких-то достижений. Я думаю, поэтому он и работал в Политбюро более 20 лет. Никогда не выдвигался на передний план, всегда старался быть в тени. Мудрый был человек.
Но по отношению к партийному аппарату был, повторяю, очень жесткий, очень требовательный. Представление об этом может дать такой эпизод.
Как-то заведующий орготделом МГК, бывший первый секретарь райкома Сергей Михайлович Ко- ломин в восторге сказал: «Вы знаете, как нами доволен Виктор Васильевич? Он даже впервые назвал меня по имени и отчеству».
Обычно же Гришин первое время обращался к сотруднику только по фамилии.
Помню, я работал заместителем заведующего орготделом, Виктор Васильевич болел — инфаркт. Готовился пленум горкома партии, и я принимал участие в написании доклада. Как-то утром зашел в лифт вместе с помощником Гришина Новожиловым и по наивности спросил: «Как здоровье Виктора Васильевича?» А он мне так сурово-подозрительно: «А почему вас это должно интересовать? Вы только зам. зав. отделом...» Я стушевался: «Готовлю пленум. Меня это интересует по деловым соображениям», — хотел я неумело выкрутиться. — «Тем более не должно вас это интересовать», — отрезал Новожилов и вышел. Я остался в лифте как оплеванный...
Другой пример. Должен был приехать Янош Кадар. Тогда вообще организовывались пышные встречи, а тут особый случай: у венгерского руководителя с Брежневым были не очень хорошие отношения, поэтому Леонид Ильич позвонил Гришину и попросил, чтобы встреча состоялась как можно масштабнее и торжественнее.
Как отвечающему в горкоме за массовые мероприятия, мне тогда пришлось все это организовывать и докладывать Гришину. Присутствовали и секретари горкома партии, начальники Управления внутренних дел, КГБ. Во время доклада рядом со мной сидел Леонид Иванович Греков, второй секретарь горкома. Я так волновался, что, когда к Гришину повернулся, заехал Грекову локтем в голову.
Кончилось совещание, меня отпустили, а Греков еще задержался в кабинете — что-то там обсуждали. Я потом звоню ему: «Леонид Иванович, извините, пожалуйста, что задел Вас. Я так волновался...» А он мне: «Ты один раз, а я каждый день иду к нему с таким чувством». Это не было рисовкой со стороны Грекова. Он человек способный, энергичный, сам — жесткий и властолюбивый.
Вот такой была атмосфера, в которой приходилось работать людям — от инструктора до секретаря горкома. А это было ой-ей-ей какое расстояние! Никакого товарищеского братства, товарищеского общения не было — жесткая дисциплина, строгая иерархия.
Гришина и министры боялись, не только рядовые работники горкома партии! Может быть, это плохо, но, во всяком случае, шло на пользу дела в Москве.
Однако об одной стороне его работы как руководителя я был невысокого мнения. Конечно, чтобы «удержаться в ситуации», в Политбюро — все он делал правильно. Но при нем было (может быть, сознательно, может быть, нет) очень большое количество заседаний, совещаний с длительными, нудными докладами. Причем, если с докладом выступал другой секретарь горкома, Виктор Васильевич выступал с заключением, которое было равно докладу и практически повторяло его содержание.
Как-то собрал нас второй секретарь Греков и заявил, что надо оживлять работу. Я ему предложил сократить число всяких заседаний и совещаний, дать людям возможность практически работать.
Греков вздохнул: «Ну, иди и скажи об этом Гришину». Я спрашиваю: «А в чем дело?» — «Да я пытался, но Виктор Васильевич убежден, что чем активнее и больше работает бюро горкома, тем активнее работают все».
Я считаю, это было большой ошибкой. От огромного количества заседаний положение дел, естественно, не улучшалось. Нужна была практическая работа.
Думаю, он это делал, чтобы показать, как напряженно работает партийное руководство города: каждую неделю заседало бюро, проводилось заседание секретариата горкома. Ко всем заседаниям приходилось готовить документы, материалы и справки. Бюрократии было много.
Если говорить еще об одном недостатке, который, на мой взгляд, очень серьезно сказался на Москве, то надо отметить его нелюбовь к кадровым перемещениям. Первые секретари райкомов работали по 10—12 лет. Может быть, такую стабильность можно объяснить тем, что это были его выдвиженцы: он к ним привыкал, им доверял. Я же на личном опыте убедился, что шесть лет — предел работы на этой должности.
Но было и много хорошего в том же кадровом вопросе.
У Гришина был свой особый подход к кадрам, особая метода проверки сотрудника, к которому он присматривался и с которым собирался работать.
Когда я был только секретарем райкома партии, прежде чем предложить мне стать зав. отделом, Гришин взял меня с собой в командировку в Югославию. Мы были там неделю, и он имел возможность практически наблюдать, как я веду себя на встречах, приемах, в общении с людьми и т.д. И лишь после этого принял окончательное решение. Тоже, в общем-то, хорошая проверка кадров: не только по работе, но и в быту, и в такой достаточно сложной ситуации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});