Записки о виденном и слышанном - Евлалия Павловна Казанович
Оценки же не дал никакой, и это можно, конечно, занести только за счет его деликатности.
Словом, повторение истории с Дьяконовой и я сама не больше как та же Дьяконова, глупая и неталантливая женщина. Впрочем, третья часть дневника Дьяконовой76 даже хорошо и интересно написана, так что в этой области писания у нее даже развился небольшой талант.
Потом пошел опять вопрос о том, куда я хочу поместить.
Пришлось сказать, что сама не знаю, что хотела узнать его мнение о том, стоит ли вообще куда-нибудь помещать, и пр. и пр.
– Да. Нет, печатать, конечно, надо, да, надо. Только вот куда? Есть два рода редакторов: которые очень внимательно относятся к рукописям и у которых такого добросовестного отношения к ним нет. Вот Короленко, тот очень в этом отношении добросовестен, и вы, конечно, можете отправить ему вашу рукопись с письмом – но он, как человек, бывший в тех местах и сам писавший по этому вопросу, пожалуй, отнесется к вам слишком строго. Вот, может быть, в «Современный мир»77? Да. Там иногда помещают произведения молодых авторов. Попробуйте туда, да.
И прочее, в таком же роде.
Я поблагодарила за советы и указания.
Поговорили еще немного.
Пругавин, между прочим, предполагает большую роль религии в будущем России, и в этих новых, все распространяющихся среди народа сектах видит залог будущего сильного движения и даже борьбы. «Православная церковь не уступит им без бою своего значения, а ведь церковь наша связана с государством; так что тут уж даже борьба выйдет из области чисто религиозной. Смотрите еще, Иллиодор что натворил!»78 – прибавил А. С.
Да, но все-таки кончились мои прекрасные денечки! Опять пойдет жизнь «без божества, без вдохновенья…»
Но я не могу, я не хочу так жить. Я только тогда и испытываю ощущение жизни, когда я чем-нибудь увлечена, в противном случае я не живу.
И выходит, что «тьмы смелых истин нам дороже нас возвышающий обман…»79
Между прочим: Пругавин убежден, что я эсдечка! Я пробовала говорить ему, что я, наоборот, очень умеренная; он только кивает головой. Как раз как Дмитрий Иванович на Светлом озере!
Это убеждение у него явилось, верно, по ассоциации с Машей и ее симпатиями к эсдечеству.
Я – социал-демократка!!
А скверно, скверно… Обман и сон – да, пожалуй, в этом жизнь…
7/XII. Рыдания девы Еулалии о житии своем.
Како ту жить ми, егда не токмо для прелести какия, для феатра ниже на книг приобретение, но и для пропитания бренной плоти моей достатков не иму. О горе нам! понеже мати моя седьмицу целую сама не ясть, но для дети своей что имет – хранит. А о брате любезнем и не помыслю! Не мало дни рыщет, аки пес гладный, по граду сему, ища, где бы деньжонок добыти. Платьишком поизносился, бельишко худое, а сапожишки – подошва на собственных нозех.
Будет ли скончание скитаниям нашим или судил нам Господь всю жизнь земную тако жити, дабы тем слаще вкусить награду на небесех?
Истинное тяжкое бо есть испытание житие сицевое!
Еще добре яко духом не упадаем но бодро и с упованием взираем вдаль80.
Вот плоды моих занятий историей российского театра.
А все-таки какую притягательную силу имеет в себе родная старина. Что ни говори, а от патриотизма и национализма отстать трудно, и эти чувства имеют еще свою прелесть.
Когда это? Да, в понедельник! – мне хандрилось неимоверно, и я написала Маше глупейшее и нелепейшее письмо, на которое получила от нее сегодня ответ. Вот история! Она пишет мемуары тоже! Любопытное получится состязание, т. к., наверное, у нас будет много общих пунктов для записывания. Интересно бы подглядеть!
Ее мемуары должны быть интересны, т. к. она обладает колоссальной памятью, и если она запишет все то, что мне рассказывала о курсах, дело будет неплохое, тем более что она, по всей вероятности, сможет быть объективной и не пропускать все через собственную призму, как это делаю я. И память у нее не такая фильтрующая. А может, впрочем, это указывает только на более широкий круг ее интересов? А любопытно! Развратилась-таки и она. Думаю, что у нее дело пойдет. Несмотря на всю протокольность, ее слог ярок и дает образы.
Вот Lusignan, бедняжка, кажется мне, уже вся вышла и вряд ли что даст. А как я на нее надеялась! Пожалуй, больше, чем на всех остальных. Ее заела раздвоенность натуры; она слишком анализирует все, чтобы отдаться потоку чувств; но анализ ее, видно, недостаточно силен, чтобы победить чувства и перетащить их на свою сторону. Так, она ни в чем не доходит до конца и остается на перепутьи.
Я долгое время жила так же (первых года 3–4 по поступлении на курсы), но теперь, кажется, натура осилила, и я уже замечаю в себе бо́льшую гармонию.
Только, только… одного не могу достигнуть, да и вряд ли достигну! Ex nihilo nihil fit81…
Это мое единственное желание и стремление, и я его никогда, никогда не оставлю и не забуду. Без него я не могу жить.
Самообман? нет, вернее – надежда, скромненькая глупая надежда, прикрытая темным платочком, из-под которого выглядывают большие-большие, робкие, вопросительные, улыбающиеся и обещающие глаза, что когда-нибудь я что-нибудь маленькое-маленькое сделаю…
А может быть и правда – самообман… homo sum82…
9/XII. Тянет, тянет к тетради, как пьяницу к водке, но – воздержание! К тому же «Старинный театр в Европе» Веселовского прекрасная книга, и завтра ее надо вернуть. Поэтому – «Покинь, Купидо, стрелы…»83
12/XII. Шляпкинская экзаменационная комедия кончилась.
