Владимир Андреев - Моря и годы (Рассказы о былом)

Мне же пришлось делить свою любовь между, самой сладчайшей фабрикой имени Конкордии Самойловой и, стенной газетой училища, в редколлегии которой, как и в подготовительном училище, я состоял, выполняя партийное поручение. А тут еще увлечение штурманским делом…

Посвящал нас в тайны мореходных наук «штурманский бог» Н. А. Сакеллари.

— Человек, не освоивший навигацию, пренебрегающий лоцией, не владеющий всеми методами кораблевождения, никогда не может стать настоящим, высококультурным, образованным морским командиром, — внушал нам Сакеллари. Скажу больше: всякий не сведущий в делах кораблевождения и навигации человек па море опасен. Опасен для встречных судов, для корабля, на котором он несет службу, для экипажа. Флотский артиллерист, торпедист, минер, вахтенный начальник, не говоря уж о старшем помощнике и командире корабля, без знания штурманского дела не смогут решить ни одной боевой задачи в море, не смогут добиться боевого успеха…

После лекций Сакеллари аудитория и коридоры гудели: впечатление они производили сильное. Горячие дебаты шли не только о том, что было так просто, ярко и глубоко по содержанию нам преподано, но и о самой сути командирского долга, о квалификации командира, о каждодневной ее проверке на море.

С первой же лекции Сакеллари все, что относилось к штурманскому делу, мы слушали с величайшим вниманием, жадно впитывая в себя законы, требования, тонкости науки, значение которой нам открылось.

Навигационные способы определения местоположения корабля в море мы освоили довольно легко. Хотя поправки компаса, примененные не с тем знаком, и особенно склонения, которые нужно было брать с морской карты, нередко приводили к курьезам.

Но главные трудности начались, когда пришлось пользоваться картами и лоциями, которые были изданы английским адмиралтейством. Естественно, все надписи и тексты в них были на английском языке. Уже одно это сильно осложняло для нас пользование ими. Особенно донимали условные и сокращенные обозначения. Вот когда всем классом мы пожалели, что изучаем не английский, а французский язык, совершенно бесполезный для занятий по навигации.

Именно этим объяснялось наше более чем прохладное отношение к урокам французского. Только позже, став командирами, мы поняли, что много потеряли, не изучив должным образом хотя бы французского. Не говоря уже об английском! Но, увы, убежавшего времени не вернешь…

Сейчас же на классных столах перед нами лежали английские карты, и мы бились над ними буквально в поте лица. Нелегка ты, штурманская наука! Ох как нелегка… С большим трудом освоили мы эти злосчастные карты. Научились их читать, как первогодки-школьники, по складам…

Нам было яснее ясного: если без штурманских наук настоящим командиром не станешь, стало быть, за них нужно взяться всерьез и не откладывая. Теперь уже не высшей математикой занимались в классах по вечерам, а навигацией. Корпели над картами и лоциями. Бегали за помощью к тем курсантам, которые изучали английский… Сами не заметили, как в наших занятиях постепенно на первый план выдвинулись предметы, составляющие штурманскую науку.

В один прекрасный день дошло дело и до практических занятий по навигационной прокладке. Не сразу все у нас ладилось. Но постепенно мы освоили и это. И к концу весны стали довольно сносно управляться с заданиями Сакеллари. Это было необходимо, чтобы, проходя на «Авроре» штурманскую практику, не осрамиться.

На крейсере и на берегу

Несмотря на соблазны и очарование белых ночей, курсовые экзамены сданы. Через несколько дней все курсы отправляются на летнюю практику на боевых кораблях флота.

Первокурсники будут проходить практику на крейсере «Аврора». Во время заграничного похода в 1924 году мы на шлюпке «Комсомольца» бывали у борта крейсера не раз, а вот попасть на сам корабль, хотя бы на верхнюю палубу, счастья не выпадало. Теперь мечта сбывалась. «Водолей» № 1 швартуется к борту «Авроры». С душевным трепетом ступаем на верхнюю, до белизны надраенную песком деревянную палубу.

В памяти словно затянуло дымкой, проводы в Ленинграде, где, как бы по неведомому нам сигналу, на стенке набережной собрались девчата с судостроительного и других заводов, с фабрик… Стираются в памяти черты их милых лиц, печалью расставания полные глаза… Все затмил крейсер.

На корабль перегружены штурманские столики, ящики со штурманскими пособиями и инструментом, наши личные вещи, а также огромнейшие узлы с чистым бельем и форменками. Признак неплохой: очевидно, стиркой нам заниматься не придется.

Все привезенное сложено на палубе. Мы в строю. На правом фланге начальник курса П. А. Кожевников, преподаватель А. П. Гедримович, обеспечивающий штурманскую практику, и лаборант главный старшина Никанор Игнатьевич Сурьянинов, которого мы крепко полюбили за заботу, за помощь в скитаниях по штурманским дебрям и поистине отеческое отношение ко всей курсантской братии.

Вахтенный начальник подает команду «Смирно!». На палубе — крупного телосложения, с волевым подбородком, строгими, темными глазами, старший помощник командира А. Ф. Леер. Все поняли — пощады и поблажки от такого старпома не жди, «фитиль» или что-либо покрепче схватишь мигом. Поздоровавшись, старпом объявляет:

— Курсантам в средней части корабля отводится по одному кубрику с каждого борта. Рундуки — на двоих один. Коечные сетки побортно на верхней палубе над кубриками. Подвесные койки, пробковые матрацы получить в баталерке. Всем курсантам будут указаны места и обязанности по боевой, аварийной и пожарной тревогам. Службу будете нести наравне с экипажем крейсера. Начальника курса прошу зайти ко мне в каюту!

Тут же, будто дождавшись, когда закончит говорить старпом, на верхней палубе появился командир крейсера Л. А. Поленов. Подтянутый, строгий, с чуть веснушчатым лицом и пристальным, почти орлиным взглядом серых, как бы немного выцветших глаз, он сразу пришелся нам по душе. На нем ладно сидели китель и флотский хорошо отутюженный клеш. Как позже мы узнали, иных брюк он не признавал, а вместо нижней рубашки носил тельняшку. Глядя на командира, подумали: с таким на море не пропадешь, а под его взглядом неправды не скажешь, смотрит — будто насквозь просвечивает.

— Рад приветствовать курсантов родного училища на борту крейсера. Служба предстоит нелегкая, трудитесь с усердием! Как будущие командиры, являйтесь во всем примером! Надеюсь, что мы будем довольны друг другом.

После нашего прибытия на крейсере стало явно тесно. Кубрики, рундуки все было рассчитано на штатный состав, а мы, к тому же, явились в перекомплекте.