Збигнев Войцеховский - Раневская, что вы себе позволяете?!

Раневская не могла играть — она могла только жить. И поэтому она осталась одна. Потому что у нее была одна любовь. И если она не могла быть с этой любовью — она не могла быть ни с кем иным.

Глава 2

Становление

1. «Актрисой себя почувствовала в пятилетнем возрасте»

Что интересно: многие ли из нас помнят себя в таком — пятилетнем возрасте? В этом еще одна уникальность Фаины Раневской: она не только помнит себя, но и помнит, кем чувствовала. Впрочем, за этим кроется ее способность характера к самому глубокому переживанию.

Дело в том, что, как таковой, самой по себе памяти не существует. Человеческая память хранит не все какое-то прожитое время, а события из того времени. Разве же не так у вас? Вы помните события какого-то дня, а вот весь ход того дня вы можете разве вспомнить всегда? Тем более что касается наших юных лет: память хранит, впечатывает в себя те или иные моменты, в которых мы переживаем сильнейшие эмоциональные потрясения.

Для Фаины Раневской в ее пять лет таким потрясением стала смерть брата. Он был маленьким, Фаине было его на самом деле очень жаль. Она помнит, что очень плакала в те минуты. И тут — внимание! — она украдкой поглядывала на себя в зеркало: а как я выгляжу, когда плачу?

Главным чувством, которое заставило память сохранить этот кусочек из жизни, безусловно, было горе. А вот это подглядывание за собой отложилось как попутное чувство. Лично для меня оно является очень важным. И вот почему.

Любоваться на себя в зеркало — дело совсем обычное для маленьких девочек. Но девочка Фаина зеркал не любила. Потому что она на самом деле в детском возрасте была некрасивым, неуклюжим ребенком. Вот ее старшая сестра Изабелла была красавицей. Это бесспорно. А Фаина — нет. И эту свою некрасивость она не просто чувствовала сама — об этом ей прямо и косвенно доводилось слышать и от своих сверстников, и от жестоких взрослых. Дело в том, что ее отец, Гирша Фельдман, был не только богатым евреем, но и, как бы сказали сейчас, видным общественным деятелем для Таганрога, где они жили. Как известно, у таких людей сколько друзей, столько и завистников. Вот и приходилось Фаине не единожды слышать за спиной: «Бедненькая… такая некрасивая… А вот сестричка…»

У маленькой Фаины был еще один недостаток — она заикалась. И чем больше волновалась — тем больше. Все это в определенной мере обособило девочку даже в родительском доме. По-настоящему защищенной она находила себя только с матерью, а вот отец был привязан больше к ее старшей сестре Белле.

То самое первое воспоминание о себе, как об актрисе, не было единственным проявлением ее таланта в детстве. Чуть позже маленькая Фаина нашла для себя и своих домашних развлечение. В их дом часто заходили нищие, юродивые — просили подаяние. Как правило, их провожали на кухню, где немного кормили, давали продуктов с собой. И вот когда вечером вся семья собиралась в доме, маленькая Фаина преображалась в нищенку. Для этого ей служил один-единственный платок служанки. Она так мастерски умела перевоплощаться, так меняла свой голос, интонацию, что в доме в первый раз стояло немое удивление и восхищение. А когда «нищенка Фаина» зашла на кухню и стала просить кухарку дать ей хлебца кусочек, та тут же протянула ей ломоть хлеба, полностью уверенная, что перед ней действительно чужая бедная девочка.

Фаина каждый день ожидала прихода нищих — она запоминала новые движения, мимику, жесты, слова, интонацию. А вечером — маленький театр в доме. Причем изо дня в день она изображала маленькую нищенку с все большей реалистичностью, и отец однажды попросил прекратить эти спектакли: он вдруг увидел в них дурное предзнаменование.

Что ж, Фаина загрустила, но ненадолго. Отправлялась ли она гулять на улицу, или сидела дома — она впитывала, как губка воду, поведение и характеры ее окружающих. А потом… Потом в родительском доме вдруг появлялся бакалейщик с соседней улицы, почтальон, пекарь…

Был случай и куда курьезнее. Однажды маленькая Фая вместе со служанкой как-то попала в кабак. Ее настолько потрясло увиденное, разговоры, поведение подвыпивших и откровенно пьяных людей, что некоторое время она стояла, остолбенев. А потом… потом эта ненасытная душа вбирала в себя все увиденное, услышанное, прочувствованное. Пришел вечер, и тут перед домашними появился новый спектакль: Фаина показывала кабак. Не зная и не понимая значения матерных слов, выговаривая их наполовину неправильно, она изображала подвыпившую публику кабака, изображала так натурально, что мать испугалась: она подумала, что девочка в самом деле чего-то выпила и захмелела. Когда же поняла, что Фаина изображает пьяных, немедленно надавала девочке по губам. Отец на некоторое время потерял дар речи: в его доме, в его присутствии из уст его маленькой дочери звучали такие матерные слова, которые здесь никогда не произносились.

Шок взрослых скоро прошел. Фаина увидела, что сделала что-то очень плохое, но она не могла понять чувства родителей. Мать бросилась объяснять ей, что сказанные ею слова — очень-очень плохие…

Этот театральный талант, умение проникнуть в чужую жизнь, сыграл немалую роль в жизни уже в детском периоде Фаины Раневской.

И вот что здесь я бы хотел подчеркнуть. Уже тогда, в детстве, в Раневской отобразилась ее исключительная черта игры — она не играла, она жила в образе.

Хотите посмотреть, как это было на самом деле?

Итак, маленькая Фаина Фельдман вырастает до того возраста, когда нужно идти в гимназию. Для самого Гирши Фельдмана, человека, который в свое время получил право своим исключительным талантом финансиста и экономиста жить там, где бы хотел; человека, пробившегося в высшие слои общества (пусть то и было только в Таганроге); для еврея Гирши Фельдмана гимназия значила многое. Она для такого человека была доказательством его истового желания и возможностей устроить будущее своих детей. Он был горд тем, что его дети учились вместе с другими в лучшем городском образовательном учреждении. К слову заметим, гимназия тоже была необыкновенна счастлива иметь у себя в учениках детей одного из богатейших людей города. К тому же очень отзывчивого и щедрого. Гирша Фельдман был меценат по своему духу. К черту всякие глупые убеждения, религиозные и идеологические, когда речь идет о реальном благополучии одних и реализованном, вполне человеческом желании других. И это правильно.

Маленькая Фаина боялась гимназии. Ее юная душа, уже успевшая рядиться в самые разные одежки и понявшая подсознательно богатейший духовный мир человека, противилась уже единой форме гимназисток, единому распорядку, единым правилам для всех. Но с этим, может быть, девочка Фаина и справилась бы. Но два момента делали ее жизнь, учебу в гимназии невыносимой: ее некрасивость, угловатость и заикание.