Владимир Дроздов - Над Миусом

И прежде всего - про пленение: Лавров не имел времени на самооборону был сбит с ног мотоциклистами раньше, чем успел освободиться от парашюта.

Вот небольшой хутор Раскиты, где велся первый допрос. Белые хатки-мазанки с земляными полами, плетни из ивняка со скамейками-перелазами вместо калиток.

И не только садочки возле каждой хаты, но и высокие пирамидальные тополя вдоль улиц. Перед хатой Анны Семеновны Раскиты тополь особенно могуч, и у его комля - скамья, отполированная сидевшими на ней до зеркального блеска. А в хате был штаб немецкого пехотного полка. Наверно, потому, что она просторнее других.

Однако августовская жара выгнала в тот день всех штабных на улицу здесь под старым тополем и происходил первый допрос Лаврова. Вел его немецкий майор, который и сам немного понимал по-русски. Он сидел на скамейке очень прямо, опираясь локтями на стол.

Рядом стоял переводчик. Этот выглядел весьма странно.

Немолодой, худой, в грязноватых синих бумажных штанах и несвежей голубой рубашке навыпуск, он к тому же был еще и бос. В руках переводчик держал старую заржавленную берданку, и было заметно, что обращаться с нею как следует он не умеет. Присутствовали на допросе и несколько немецких офицеров чином пониже - держались кучкой за спиной майора. Лаврова поставили перед столом, а по бокам и сзади него - трех автоматчиков. Кроме того, все пространство вокруг хаты было оцеплено солдатами, позади которых стояли жители Раскит и дивчата, прибежавшие из других хуторов. Солдаты их довольно лениво отгоняли, но жители только слегка отступали и снова приближались - все слышали.

Прежде всего немецкий майор предложил летчику поесть. Лавров отказался. Затем майор вынул из кармана пачку сигарет и протянул их пленному. Тут Лавров, с ненавистью глядя в глаза переводчику, сказал громко:

- Передай, что у меня есть своя, русская махорка!

Тогда майор спросил:

- За что вы воюете?

И Лавров ответил с вызовом:

- За свою землю, за Родину!

Жители подумали, что летчика застрелят на месте.

Однако майор даже сказал:

- Карош рус!

Тут Лавров рванул ворот гимнастерки и как-то подался вперед, словно хотел шагнуть, но только нагнул голову-набычился. Анне Семеновне показалось: летчик загорелся было что-то сказать и... не сказал. Он сжал кулаки и с минуту так постоял.

Потом пошли обычные вопросы. Лавров отвечал на них небрежно: видно было, что думал о другом.

Вдруг кто-то из-за спины майора спросил:

- Высоко ли летаете?

Даже Анна Семеновна понимала: военные самолеты летают и высоко, и низко-как придется, как потребует боевая обстановка. И Лавров, глянув пренебрежительно на спросившего, так и ответил:

- Как придется.

У Анны Семеновны переводчик, несмотря на свой жалкий вид, вызывал острую ненависть.

- Вин, гад, все немцам доносил да ще к нам, бабам, вязался, - сказала Анна Семеновна.

Ей очень нравилось, что Лавров открыто презирал не только гитлеровцев, но и переводчика. Вообще жителей хутора Раскиты больше всего поразил тон, каким Володя отвечал врагам, то, что держался он независимо и твердо.

Вот майор спросил:

- Что у вас думают о немецкой армии?

И Лавров сказал:

- Ее считают обреченной, но еще сильной.

Немецкие офицеры за спиной майора стали переговариваться. И майор повернулся к ним, принялся что-то доказывать. А Лавров странно так одернул ремень - рывком вниз.

Иногда Анне Семеновне казалось: слова из него просились наружу, но он их сдерживал.

Один раз летчика все же прорвало, он стал обличать немцев. Мол, зачем они на нас напали. Их не трогали, а они вот что сделали. Теперь пусть не жалуются - сами виноваты. А бить их будем - чем дальше, тем сильнее.

Анна Семеновна поняла: это Лавров не столько для немцев - для жителей выкрикивал. Переводчик пересказал его речь совсем коротко. Так что майор даже разозлился, рявкнул:

- Переводи все!

После допроса майор и другие немецкие офицеры ушли в штабную хату. А Лавров сел на завалинку, привалился спиной к стенке. Его стерегли автоматчики и переводчик. Оцепление тоже осталось, и жители не расходились. И тут Лавров стал костить переводчика:

- Не много же ты от немцев за свою измену разжился...

Дивчата прыскали в ладошки, а переводчик молчал, только переступал с ноги на ногу, стараясь одной босой ступней прикрыть другую. Внезапно он спросил Лаврова:

- Коммунист?

- Да, коммунист! А ты все-таки скажи, чем тебя немцы вознаградили?

- Ну, вот... хлеб дают...

Лавров с презрением от него отвернулся. Однако малость погодя тряхнул головой, словно на что-то решился, и спросил:

- Скоро меня расстреляют?

Переводчик ответил хмуро:

- Откуда я знаю.

И Лавров лишь махнул рукой. Задумался о чем-то.

Но недолго посидел тихо. Как только переводчик ушел в штабную хату, летчик крикнул жителям:

- Скоро наши придут!

Совсем рядом с хатой находилась еще одна хатенка.

До войны Анна Семеновна держала в ней кур, а теперь сама там жила. После допроса в хатенку и из нее входили и выходили жители - чтобы пройти мимо летчика, получше его разглядеть. И когда Анна Семеновна прошла так, наверно, уже в третий раз, Лавров пробормотал: "Все равно убегу!"

Капитан Леднев спросил Анну Семеновну:

- А еще кто-нибудь слышал эти его слова?

Оказалось-еще одна женщина. И Леднев подумал:

"Володя давал им понять, чтобы помогли бежать". Но, конечно, не стал упрекать Анну Семеновну за недогадливость.

Он показал жителям фотографию Лаврова. Все сразу его узнали, только заметили, что на фотографии Лавров снят еще лейтенантом-сказали: "На погонах у пленного было три звездочки, а не две". Зато обилие орденов их удивило.

Второй допрос происходил на хуторе Кислицком в доме Марии Матвеевны Сивопляс, где тогда помещался штаб семнадцатой пехотной дивизии немцев. Этот дом капитан Леднев не мог назвать хатой. Высокие потолки, деревянные крашеные полы, большие окна. И во всех четырех комнатах дома имелись настоящие двери - не занавесочки, заменявшие их в большинстве хат. Да и сама хозяйка не походила на деревенскую женщину. Мария Матвеевна была одета, несмотря на жару, в закрытое темно-коричневое шерстяное платье и глухо повязана платком из той же материи. Всем своим обликом напоминала монашенку. Или носила по ком-то траур? И говорила она степенно, почти не проявляя своего отношения к тому, о чем рассказывала.

Допрос Лаврова велся за закрытой дверью. Участие в нем принимали полковник, два подполковника, несколько майоров и капитанов. Однако Мария Матвеевна и ее взрослая дочь на правах хозяек все время находились в передней, и кое-что им удалось разобрать.