Николай Павленко - Лефорт

Поначалу Петр намеревался отказать Голицыну и его свите в аудиенции, но его с трудом отговорили от этого шага, означавшего открытый разрыв с Софьей. Скрепя сердце Петр принял Голицына и сопровождавших его лиц. Среди последних находился и полковник Франц Лефорт.

Напряжение между сводными братом и сестрой усиливалось с каждым днем. Софья апеллировала к стрельцам; «Годны ли мы вам? И буде вам годны, и вы за нас стойте; а буде не годны, и мы де оставим государство, воля ваша». Однако оставлять «государство» она не собиралась. В действительности в Кремле, как и в резиденции Петра в Преображенском, велась лихорадочная подготовка к развязке. В напряженной обстановке каждый шорох представлялся раскатом грома и вызывал ответные меры.

Патрик Гордон, регистрировавший изо дня в день события придворной жизни, отметил, как постепенно накалялась обстановка. «Все поняли, — записал Гордон в «Дневнике» 22 июля, — что согласие царя (все-таки принять Голицына. — Н. Я) было вынужденное, с великим насилием, что побудило его еще больше против военачальника и против главнейших советников при дворе противоположной стороны».

Двадцать восьмого июля Гордон записал: «Все предвидели ясно открытый разрыв, который, вероятно, разрешится величайшим раздражением». 31 июля: «Пыл и раздражение становились беспрестанно больше и больше, и, казалось, они должны вскоре разрешиться окончательно»{36}.

Пророчество Гордона сбылось в ночь с 7 на 8 августа. В городе пронесся ложный слух о намерении Софьи отправить стрельцов в Преображенское, чтобы расправиться с Петром. Разбуженный ночью молодой царь, спасаясь от расправы, выбежал из палат в нижнем белье и в ожидании одежды спрятался в кустах. В ту ночь он пребывал в состоянии полной растерянности. Решение, вызванное страхом за жизнь, было неожиданным — не мобилизовать силы для сопротивления, а бежать. Остаток ночи Петр в сопровождении нескольких человек скакал к Троицесергиеву монастырю, за толстыми стенами которого надеялся обрести спасение.

В зрелые годы Петр показал себя человеком большой отваги. Он не раз оказывался в смертельно опасных ситуациях и не терял присутствия духа. Но в 17 лет все было по-другому. Он оставил мать, молодую жену, солдат потешных рот и даже не подумал о том, что стены Троицесергиева монастыря вряд ли могли спасти его, появись там Софья или начальник Стрелецкого приказа Шакловитый со стрелецкими полками.

Изнуренный долгой скачкой Петр прибыл в монастырь утром 8 августа, бросился на постель и, обливаясь слезами, рассказал архимандриту о случившемся, прося защиты. В тот же день из Преображенского в Троицу прибыли мать Петра Наталья Кирилловна, супруга Евдокия, потешные, солдаты и отряд стрельцов.

В Кремле узнали о бегстве Петра только к исходу дня 8 августа. Ранним утром Софья в сопровождении отряда стрельцов отправилась в Казанский собор, и только по возвращении, после роспуска стрельцов по слободам, ей сообщили о случившемся в Преображенском. Новость конечно же не могла не вызвать тревогу, которую пытались скрыть наигранным спокойствием. «Вольно ему, взбесился, бегать», — откликнулся на событие Шакловитый.

Так возникли два неравных по силам вооруженных лагеря: один в Кремле, другой — в Троицесергиевом монастыре. В первом главенствовала Софья, в распоряжении которой были почти все стрелецкие полки; во втором находился Петр с ничтожной вооруженной опорой. Дальнейшие события развивались так, что Софья утрачивала свой перевес, а Петр его приобретал. Тому способствовало два важных обстоятельства. Во-первых, царем был Петр, а Софья — всего лишь правительницей; в глазах населения столицы, в том числе и части стрельцов, Петр выглядел жертвой, ибо вынужден был спасаться бегством из своей резиденции от преследований, а следовательно, он обладал моральным перевесом. Во-вторых, преимущество Петра состояло в том, что его действия направлял умный и многоопытный советник — Борис Алексеевич Голицын, сразу же сумевший поставить Софью в положение обороняющейся стороны, вынужденной оправдывать свои действия.

От имени Петра Б.А. Голицын отправлял один указ за другим с повелением стрелецким и солдатским полкам прибыть к Троице. Среди первых у стен монастыря оказались полки, которыми командовали иноземцы Гордон и Лефорт. И хотя Лефорт и раньше представлялся Петру, именно в те дни произошло его настоящее знакомство с царем, вскоре переросшее в дружбу.

Секретарь австрийского посольства И.Г. Корб, хотя не бывший современником событий, но пользовавшийся информацией из надежных источников, правильно оценил рискованность поступка Лефорта: «В то опасное время, когда колебалась верность не одного человека при соображении, чью сторону принять, потому что еще нельзя было предвидеть исхода бури; когда фортуна как бы еще сомневалась, кому достанется столь огромное владычество, в это-то нерешительно-роковое время Лефорт поспешил с немногими из своих солдат к Троице. Благодаря такому никогда ничем не омраченному шагу верности в опаснейшем положении, возвысился он на ту степень царской любви, которую даже несправедливость завистников должна признать заслуженною».

Лефорт обладал свойствами натуры, вызывавшими симпатии у всех, с кем ему доводилось иметь дело. Напомним, он пользовался доверием В.В. Голицына, который высоко ценил его. Однако он не задумываясь поддержал законного государя.

Впоследствии Франц Яковлевич не жалел ни сил, ни способностей, чтобы завоевать симпатию молодого монарха. Он покорил Петра многими привлекательными чертами своего характера: общительностью, веселостью, остроумием, знанием европейских обычаев и языков. Но более всего Петра привлекали бескорыстие и преданность, умение угадывать его желания и угождать им. Лефорт никогда не выпрашивал у царя должностей и пожалований, никогда не унывал и, похоже, руководствовался в жизни девизом: все, что происходит, — происходит к лучшему.

Но все это обнаружится в будущем. А пока Лефорт, находясь в Троице, был свидетелем ожесточенной схватки между Петром и его сводной сестрой.

Тринадцатого августа правительница направила к Троице боярина Ивана Борисовича Троекурова с поручением уговорить Петра вернуться в Москву. Троекуров возвратился ни с чем. Затем в монастырь отправился «дядька» царя Ивана боярин Петр Иванович Прозоровский, но и он не добился успеха. Тогда царевна решила воспользоваться услугами самого авторитетного посредника и отправила в монастырь патриарха Иоакима. Но патриарх симпатизировал Петру. Он остался в Троице, тем самым еще более усилив позиции Петра.