Гарольд Лэмб - Ганнибал: один против Рима

Из-за всех этих изменений и поспешных приготовлений Публий Сципион не смог добраться к морю до наступления лета. Он отплыл из нового порта Пизы, построенного этрусками, с двумя легионами и вдвое большим количеством войск союзников (в общей сложности 24 000 человек), а также с 60 довольно старыми галерами в сопровождении транспортных судов. Возможно, потому, что флот держался у берегов, он был крепко потрепан сильными ветрами, и большинство легионеров, непривычных к морю, страдало от морской болезни.

Но то была не единственная неприятность для римского консула. На севере непокорные галлы снова устремились на свои поля вдоль реки По, отданные поселенцам-латинянам. Впереди него, на западе, римские легаты, те самые, которые с таким достоинством вели себя в совете Карфагена, отказавшись вступать в пререкания с финикийцами, встретили враждебный прием, когда попытались завоевать расположение племенных вождей севернее Пиренеев. Варвары смеялись над ними, говоря, что было бы глупо жертвовать собственными полями, защищая поля далеких римлян. К тому же сами Пиренеи носили имя неведомой римлянам богини Пирны, гордой и всемогущей. Казалось, какая-то невидимая сила мешает продвижению римского войска. Услыхав об этом, Публий не стал тратить время на пустые размышления. Он был человеком трезвым и практичным.

Однако он был доволен, найдя укрытие для своей флотилии в устье большой реки Роны. Там, как он и предполагал, на сторожевых башнях побережья его ожидали встревоженные марсельские военачальники. Они прервали его церемонные приветствия своими криками, сообщив ошеломляющие новости. Ганнибал был уже здесь, на Роне.

— Вы хотите сказать — на Эбро, — отважился поправить их Публий.

Он не мог поверить, что карфагенская армия, находившаяся в Испании, на самом деле была уже на берегу этой галльской реки на расстоянии двухдневного марша от места его высадки. Тем не менее он отправил отряд лучших всадников на разведку и укрепил свой лагерь, где изнуренные морской болезнью легионеры восстанавливали силы. Через пять дней конники вернулись и подтвердили, что на Роне и в самом деле разбит большой лагерь карфагенян. В нем много странно одетых всадников, как видно африканцев. Кроме того, разведчики заметили среди повозок слонов и людей с топорами в руках, сооружающих плоты.

Их рассказ о столь поразительных вещах ничуть не уменьшил скептицизм Публия. Что могло привести карфагенян на земли, лежащие по ту сторону Альп? Публий собрал полковых трибунов — обсудить дальнейшие действия. Всем было ясно, что карфагеняне, их заклятые враги, затевают что-то на реке. Следовало вступить с врагами в битву. Публий отдал распоряжение привести легионы в боевую готовность. Они начали со всей осторожностью продвигаться вверх по реке. И обнаружили опустевший лагерь противника, а в нем орду пьяных галлов, которые колотили в свои щиты и горланили песни вокруг пепелищ, оставшихся на месте костров.

Битва не могла состояться. За три дня до того карфагеняне переправились через реку и ушли в северном направлении. Но куда?

Новый консул оказался перед ситуацией, подобной которой не бывало в его короткой военной жизни. Враг, вместо того чтобы вступить в битву, скрылся в неизвестном направлении. Река текла с гор, называемых Альпами, а за этими горами лежала его родная Италия. Перед Публием стояла дилемма: то ли ему поворачивать назад по собственной инициативе, то ли продолжать свою миссию, отплыв вместе со своим флотом.

Консул решил проблему, опираясь на здравый смысл. Отдав приказ своей армии двигаться в Испанию на судах, эскортируемых марсельскими сторожевыми кораблями, под командованием своего брата, он вернулся на быстрых галерах в Пизу, чтобы выполнять свои консульские обязанности. Такое решение практичного Сципиона возымело немедленные последствия.

Его первейшей обязанностью было защищать границы Рима. И если это невозможно делать на Роне, Публий Корнелий Сципион станет делать это на реке По. Видимо, он понимал, что ему предстоит долгий возвратный путь. Сомнительно, чтобы он осознавал, что направляется следом за Ганнибалом.

Шаги, предпринятые Публием, были четко отражены в документах, относящихся к 218 году до н. э. В противоположность этому действия Ганнибала, сына Гамилькара, окутаны молчанием. Он и сам приложил усилия к тому, чтобы его намерения не были известны. Однако то тут, то там можно обнаружить следы его замыслов.

Прежде всего, он уже за год до этого предчувствовал, что будет объявлена война, еще с тех пор, как два римских посланника предстали перед ним в Новом Карфагене. В течение следующей зимы он сделал перестановку в вооруженных силах, послав испанских рекрутов в Африку и отозвав оттуда некоторые гарнизоны. Он поступил необычно, разрешив своим испанцам перезимовать в их домах. Он отправил посланцев с дарами за Пиренеи, через Альпы к кельтским вождям в Северной Италии. Эти посланцы должны были наблюдать за всем по пути своего следования, а потом сообщить данные о размере урожаев и времени их сбора, а также сведения о людях, воинственное ли у них настроение, враждебно ли они настроены к Риму или нет.

Кроме того, Ганнибал в течение той зимы наведывался в южную, иберийскую часть Испании. Он даже посетил Гадес на краю земли и там снова увидел безбрежный океан. Представим его в тот момент, когда он стоит на ступенях храма, куда закрыт путь для женщин. Необычно высокий для карфагенянина, он слегка сутулится под черным испанским коротким военным плащом. У него коротко остриженные кудрявые волосы и бородка; глаза на тонком загорелом лице смотрят загадочно; над плотно сжатыми губами — прямой нос. Это человек, не выделяющийся среди остальных своим одеянием, неугомонный; но погруженный в размышления.

Ганнибал прискакал верхом через андалусские долины ранней весной. Археологи обнаружили доказательства его деятельности в возведенных вдоль побережья глинобитных сторожевых башнях, которые вошли в историю как «башни Ганнибала», и в спешно сооруженных цитаделях из древних квадратных камней, уложенных по-новому. В то же время укрепилась власть иберийских правителей на подвергающемся опасности восточном побережье.

Пока не было никаких признаков того, что Ганнибал намерен покинуть Испанию, которая была родной для семейства Баркидов в течение двадцати лет.

Римская легенда о Баркидах, возникшая позже, гласит, что сыновья давали клятву стать врагами Рима; что их отец перебрался в Испанию вопреки воле Карфагена; что Ганнибал сам разжигал пламя войны; что Гамилькар использовал Испанию в качестве трамплина для сухопутного броска своих сыновей через Альпы, чтобы атаковать Рим. Легенда эта не лишена логики и столь же драматична, как трагедии Еврипида. Но она не соответствует действительности.