Отто Кариус - "Тигры" в грязи.

Потом мы стали свидетелями спектакля, какой редко можно увидеть на войне. Иваны оставили свои фланги незащищенными — как часто делали — и совершали у нас на глазах маневр, так будто это происходило на учебном поле. Мы остановились на краю деревни и открыли огонь.

На какое-то время вражеские танки стали жертвой нашего огня. Эти потери как будто совсем не тревожили русскую пехоту, и она продолжала как ни в чем не бывало наступать. Никогда еще не бывало, чтобы двое русских бежали одновременно рядом друг с другом. Через три-четыре шага они уже снова исчезли, упав на землю.

Они достигли автострады без поддержки бронетехники. Так что нам снова пришлось очищать ее. Устроенное нам представление еще раз доказало, насколько полезна военная подготовка и насколько незначительны бывают потери, когда каждый солдат знает свой маневр.

 Как только мы завершили отчистку пути отступления по фронту, обстановка тут же стала накаляться с тыла. Такое ненормальное положение дел все продолжалось вплоть Нарвы. Однажды ночью русским даже удалось окружить дивизионный командный пункт.

Нам не составило труда опрокинуть их снова, поскольку русские могли лишь осуществлять свои фланговые маневры подвижными подразделениями, то есть моторизованной пехотой, с легкими противотанковыми пушками и легкими танками. Утром штаб смог продолжить движение. Последним на моем танке выехал генерал.

Мы оказались в трудном положении как раз перед развилкой у Волосова. Мы выполняли задачу по обороне позиции перед деревней Ополье любой ценой, пока не поступил приказ уходить. Мы были на южном краю автострады.

Деревня была примерно в 100 метрах на другой стороне дороги. Утром противника все еще не было видно, и мимо нас проследовал арьергард войск. Пехотный батальон осуществлял прикрытие за нашими четырьмя «тиграми». Так как многие части не были моторизованными, отвод проходил рывками. Если не считать небольшого числа отставших солдат, автодорога ближе к вечеру фактически опустела. А в деревне перед нами стало оживленно.

Мы видели фигурки людей, бегавших взад и вперед, но и мы не должны были зевать. Ночь опять обещала быть очень приятной. С наступлением темноты пехотный батальон тоже отбыл. Я со своими четырьмя «тиграми» остался один во всей округе. К счастью, русские не знали о нашем затруднительном положении. Может быть, они к тому же слишком переоценивали нас. В любом случае они дважды устанавливали противотанковые пушки напротив нас, но мы так и не дали им выстрелить более одного раза. Третью попытку они предпринимать не стали.

Русский командир, похоже, полагал, что мы утром тоже уйдем. В любом случае он предполагал, что с нами была всевозможная пехота. Иначе он, наверное, приблизился бы к нашим танкам пешком.

Вскоре после полуночи с запада появились машины. Мы вовремя распознали в них своих. Это был мотопехотный батальон, который не успел соединиться с войсками и выдвинулся к автостраде поздно. Как я узнал потом, командир сидел в единственном танке в голове колонны. Он был совершенно пьян. Несчастье произошло с молниеносной быстротой.

Целое подразделение не имело понятия о том, что происходило, и двигалось открыто по простреливаемому русскими пространству. Поднялась жуткая паника, когда заговорили пулеметы и минометы. Многие солдаты попали под пули. Оставшись без командира, все побежали назад на дорогу вместо того, чтобы искать укрытия к югу от нее. Улетучилась всякая взаимопомощь. Единственное, что имело значение: каждый сам за себя.

Машины ехали прямо по раненым, и автострада являла собой картину ужаса.

Все это несчастье можно было предотвратить, если бы командир этого сброда выполнял свой долг и вел своих людей по пересеченной местности, вместо того чтобы засесть в танк и отсыпаться, перебрав алкоголя.

После того как огонь со стороны русских ослаб, радисты и командиры наших «тигров» вылезли и поползли к автодороге, чтобы, по крайней мере, спасти тяжелораненых. Мы позаботились о них, как только могли, и поместили на танках. Эта работа по спасению людей осложнялась тем, что ее приходилось выполнять при лунном свете.

Иванам из домов были видны все наши действия, в то время как мы могли распознать противника только по вспышкам огня его батарей. Наше положение становилось все более шатким. Я каждые пятнадцать минут связывался с батальоном, но ответа на запрос об указаниях не поступало. Русские открыли очень неприятный заградительный минометный огонь с равными промежутками, не приближаясь к нам. Тем не менее, повреждения были нанесены достаточно серьезные.

К вечеру фельдфебель Везели доложил мне, что радиатор его танка пробит. Такое же донесение поступило полчаса спустя из второго танка. Это значило, что нам придется тащить обе машины остававшимися на ходу двумя другими танками. Мы не могли себе позволить потерять их всех, потому что знали, как трудно получить новые танки. Водителям тяжело было покидать свои машины, подобно тому как в былые времена всадникам оставлять своих лошадей.

Я доложил о сложившейся ситуации в батальон. Примерно через двадцать минут поступил долгожданный приказ. Мы как могли лучше подцепили два вышедших из строя танка и тащили их два километра на армейский продовольственный склад, который уже вовсю полыхал.

Естественно, что наши солдаты, которые не могли всего взять с собой, не хотели и ничего оставлять иванам. Тогда мы свернули с автострады на юг, потому что, согласно последним донесениям, русские уже вышли к автомагистрали и продвинулись по ней дальше на запад. Пробиваться через нее там было невозможно. На нас все еще падали отблески огня от ярко пылающего продовольственного склада. Мы опять вылезли из машин и как следует закрепили тросы.

Вдруг оглушительный взрыв потряс воздух. От взрывной волны мы повалились на землю, сбитые с ног. В то же самое время еда, которой мы так долго ждали, буквально свалилась, кружась, на нас с неба. Помимо всего прочего, было довольно много досок и балок всевозможных размеров, и нам очень повезло, что мы не получили ранения таким бесславным образом.

Ротные саперы, которые подорвали склад, проделали большую работу. Складывалось впечатление, что еще немного — и все это место взлетит на воздух. Редкая возможность погибнуть героической смертью от банок с консервами нас не прельщала. Поэтому мы поспешили убраться оттуда поскорее. Спасибо морозу, наша дорога к югу от магистрали была вполне проходимой.