Николай Пирогов. Страницы жизни великого хирурга - Алексей Сергеевич Киселев
Приняв кафедру Мойера, Пирогов был взволнован, т. к. понимал огромную ответственность, которая ложилась на его плечи. И эти волнения молодого еще человека, связанные с новым и ответственным поприщем профессора, руководителя хирургической кафедры и клиники, были настолько сильны, что и на старости лет Пирогов не мог забыть их. В «Дневнике старого врача» он пишет: «Вот я, наконец, профессор хирургии и теоретической, и оперативной, и клинической. Один, нет другого». Нельзя лучше выразить то состояние волнения, которое испытывал Пирогов на пороге самостоятельной профессорской деятельности, чем эта фраза – «Один, нет другого». «Это означало, – далее пишет Пирогов, – что я один должен был: 1) держать клинику и поликлинику по малой мере 2 ½ – 3 часа в день; 2) читать полный курс теоретической хирургии 1 час в день; 3) оперативную хирургию и упражнения на трупах – 1 час в день; 4) офтальмологию и глазную клинику – 1 час в день; итого – 6 часов в день.
Но 6 часов почти не хватало; клиника и поликлиника брали гораздо более времени, и приходилось 8 часов в день. Положив столько же часов на отдых, оставалось еще от суток 8 часов, и вот они-то, все эти 8 часов, и употреблялись на приготовления к лекциям, на эксперименты над животными. На анатомические исследования для задуманной мною монографии и, наконец, на небольшую хирургическую практику в городе» [59].
В апреле 1836 г. Пирогов начинает читать курс лекций, который необходимо было излагать на немецком языке. На первой лекции «Учение о суставах» Пирогов демонстрировал свои препараты, сделанные им еще студентом. Глубокие знания, эрудиция и опыт лектора привлекли внимание студентов. Однако недостаточное знание немецкого языка приводило к появлению в аудитории плохо скрываемых усмешек. Понимая это, молодой профессор закончил свою первую лекцию словами: «Господа, вы слышите, что я худо говорю по-немецки, по этой причине я, разумеется, не могу быть так ясным, как бы того желал, посему прошу вас, господа, говорить мне каждый раз после лекции, в чем я не был вам понятен, и я готов повторять и объяснять любые препараты».
Честность и откровенность молодого профессора быстро были оценены молодежью. «На второй лекции мы мало смеялись, а на третьей и вовсе нет», – пишет в своих воспоминаниях один из выпускников Дерптского университета [63].
Воспоминания Пирогова, касающиеся этого периода, полны удивительно искренними откровениями. Жесткая самокритика, высочайшая требовательность к себе, неудовлетворенность собой всегда были присущи этому великому человеку. «Мог ли… я, молодой, малоопытный человек, быть настоящим наставником хирургии?! – спрашивал себя Пирогов и честно отвечает: – Конечно, нет, и чувствовал это. Но раз поставленный судьбой на это поприще, что я мог сделать? Отказаться? Да для этого я был слишком молод, слишком самолюбив и слишком самонадеян» [60].
Еще будучи за границей, он смог убедиться, что научная истина далеко не всегда является главной целью знаменитых клиницистов и хирургов. Он стал свидетелем того, что во многих известных европейских клиниках было заметно желание приукрасить собственные достижения и нередко принимались меры для скрытия неудовлетворительных результатов лечения.
Размышляя над своей будущей деятельностью в качестве руководителя хирургической кафедры и клиники, молодой профессор выбирает свой путь – путь, достойный подражания: «…я положил себе за правило при первом моем вступлении на кафедру ничего не скрывать от моих учеников, и если не сейчас же, то потом и немедля открывать пред ними сделанную мной ошибку. Будет ли она в диагнозе или в лечении болезни» [61].
Следуя этому принципу, Пирогов стал издавать свои, теперь уже знаменитые, «Анналы хирургического отделения клиники Императорского Дерптского университета», где со всеми подробностями описывал все свои промахи и ошибки, допущенные в диагностике и лечении своих больных. Эти «Анналы» имели огромное воспитательное значение и заметно повысили авторитет Пирогова среди студентов и коллег.
«Анналы» были написаны на немецком языке, так как в то время это был наиболее распространенный язык среди ученых-медиков всех стран. В адрес некоторых из них были обращены его критические замечания, что было, несомненно, смелостью, а возможно, и дерзостью молодого профессора. «Анналы», опубликованные в 1837 и 1839 гг., представляют собой исключительное явление в мировой медицинской литературе.
Оценку выхода первой части «Клинических анналов» одного из профессоров Дерптского университета Пирогов описал в своих воспоминаниях. «Энгельгардт (профессор минералогии), цензор и ревностный пиетист, неожиданно является ко мне, вынимает из кармана один лист моих «Анналов», читает вслух взволнованным голосом и со слезами на глазах. Мое откровенное признание в грубейшей ошибке диагноза, в одном случае причинившей смерть больному; а за признанием следовал упрек моему тщеславию и самомнению. Прочитав, Энгельгард жмет мою руку, обнимает меня и, растроганный донельзя, уходит» [62].
Николай Иванович пишет, что «этой сцены я никогда не забуду – она была слишком отрадна для меня».
Пирогов продолжает напряженно заниматься практической и научной работой и привлекает к участию в ней студентов. В хирургической клинике на разборе больных, в операционном зале, в анатомическом театре всегда находилось много врачей, заинтересованных работой энергичного профессора, а также студентов, и не только медиков, но и с других факультетов. Пирогов сразу проявил себя как активный хирург: если за 2 года, предшествовавшие его избранию профессором, в клинике было сделано всего 92 операции, то за первые два года его деятельности их было сделано 326[20].
Клиника, которая досталась Пирогову от Мойера, была небольшой. Она размещалась всего в четырех комнатах и имела только 22 больничные койки. Молодой профессор пользуется все большим авторитетом среди студентов. В конце недели в субботу они часто собираются у него на квартире. Там продолжаются интересные разговоры, и не только на научные темы. После того как вышел первый выпуск «Анналов», студенты дружно решили отметить этот его успех. Пирогов, польщенный таким отношением к нему студенчества, подарил им свой портрет, на котором на немецком языке написал следующее:
«Мое искреннейшее желание, чтобы мои ученики относились ко мне с критикой; моя цель будет достигнута только тогда, когда они убедятся в том, что я действую последовательно; действую ли я правильно? – это другое дело; это смогут показать лишь время и опыт».
* * *
Пирогов был убежден в том, что хирург обязан
