Яков Резник - Сотворение брони

Новый канцлер Германии ненавидел Альфреда Гугенберга и тем не менее терпел его на посту министра экономики. Да и как иначе, если этого пожелал Крупп — для него, некоронованного кайзера немецкой промышленности, не только это пришлось сделать.

Потребовал Густав Крупп держать рабочих в страхе, и в мае тридцать третьего правительство ликвидировало профсоюзы, снизило монополистам суммы подоходного налога, освободило их от взносов на социальное страхование.

Чтобы уцелеть от засилия концернов, небольшие союзы германских работодателей создали свое объединение. Правительство по настоянию круппов и тиссенов слило их с имперским союзом монополистов — акулы проглотили рыбешек!

Жестоко расправился Гитлер с им же созданным «Боевым союзом промысловиков». Когда нацистам требовались голоса на последних выборах в рейхстаг, Гитлер клялся владельцам мелких предприятий в горячей поддержке, возвещал, что мелкое и среднее сословие воплощает в себе истинно германское, народное начало. Пока это служило его цели завоевания власти, он и слова не произнес против программного пункта «Союза промысловиков» о возвращении Германии к средневековым порядкам с их цеховой системой. Но только вручили ему телеграмму о попытке главарей магдебургской организации союза осуществить на машиностроительном заводе «Крупп-Грузон» программу раздела, как все клятвы и заверения были забыты.

Под аршинными заголовками «Фюрер объявляет революцию законченной» фашистская печать опубликовала экстренное сообщение: Гитлер предупреждал, что любая попытка «внести разлад» в экономику будет караться беспощадно. «Боевой союз промысловиков» был распущен, а те, что посмели поднять руку на собственность Круппа, приговорены к смертной казни. Репрессии шли рядом с передачей под контроль монополий десятков тысяч мелких и средних предприятий.

Именно в те дни Гитлер получил из Магдебурга — второй промышленной столицы Круппа — телеграмму: «железный Густав» приглашал канцлера к себе.

«Уязвлен сделкой с Тиссеном?..» — думал Гитлер, когда его автомобиль и машины с личной охраной проскочили мост через Эльбу, промчались мимо кирпичных оград «Грузонверке», главного производителя крупповской броневой стали, «Крупп-Грузона», где та сталь превращалась в пушки, корабли и танки.

С благословения канцлера Тиссен, вступивший в нацистскую партию в двадцать девятом году, за бесценок купил у правительства государственный пакет акций «Ферейнигте штальверке» и становился полным хозяином могущественного стального треста — главного соперника Круппа в производстве брони. «Гугенберг, конечно, тут же донес… Густав встанет на дыбы».

Гитлера охватило беспокойство. Нет, он чувствовал себя сейчас достаточно сильным. Но даже сильному не стоит ссориться с Круппом. С ним надо договориться, чего бы это ни стоило.

Машины вырвались из городских окраин, проехали лесом, затормозили возле трехэтажного дома с колоннами за высоченной оградой. Гитлеру показалось, что великан-камердинер, проводивший его в дом, произнес «Битте шён» как-то сухо, бесстрастно, словно без особого почтения к нему, рейхсканцлеру. Показалось, или это была сухость, заказанная хозяином?

Погруженный в размышления, Гитлер почти не глядел на солнечные люстры богемского хрусталя и зеркала, не оценил изящества мебели красного дерева. Но в огромном зале второго этажа что-то заставило его поднять голову. С портрета в золоченой раме на гостя смотрел Фридрих Крупп.

Должно быть, художник стремился выразить в морщинистом лице непреклонность, фанатическое упорство человека, превратившего небольшой сталелитейный завод «Гуссштальфабрик Фрид. Крупп» в величайший военно-промышленный концерн Германии. Гитлер с детства знал, что Фридрих Крупп поставлял железо и сталь армии Наполеона, что на его заводах отлили первые в мире орудийные стволы не из бронзы, а из тигельной стали — такой крупповский ствол демонстрировался на Всемирной выставке в Лондоне в 1851 году. Знал Гитлер и о том, что эти старческие губы провозгласили принцип: «Капиталист — абсолютный хозяин в своем доме», имея, наверно, в виду не столько дворцы, сколько заводы свои в Эссене, Магдебурге, да, возможно, и всю Германию. «Тот, кто хочет править рейхом, должен ладить с Круппами», — думал Гитлер, поднимаясь следующей лестницей и увидев еще одно полотно, поражавшее размерами и обилием красок.

То была копия с фотографии времен империалистической войны, в мельчайших деталях повторяющая оригинал. В открытом крупповском автомобиле кайзер Вильгельм в каске, с толстыми усами скобами вниз, повернулся тучным телом ко второму пассажиру. Этот второй, небрежно опустив шляпу в руке, возлежал спиной и затылком на кожаной подушке сиденья и глядел куда-то мимо кайзера. То был Густав Крупп фон Болен унд Гальбах.

Моложавый рядом с потускневшим толстоусым кайзером, Густав держался с той же властной надменностью, с какой глядел с портрета на нижнем этаже основатель фирмы, король стали и пушек Фридрих Крупп.

Справа открылась дверь, и в ней показался хозяин. Услышав шаги, Гитлер сделал полуоборот. Камердинер незаметно для обоих осклабился — уж очень занятно было наблюдать изящного, с узкой талией и гордо вскинутой лысой головой, шестидесятитрехлетнего хозяина рядом с сутулым сорокачетырехлетним Гитлером, который то ли забыл, то ли не посчитал нужным снять с себя в вестибюле надвинутую на глаза, скрывающую лоб фуражку с высокой тульей. Первый, с аристократической небрежностью отделив правую руку от бедра и чуточку приподняв, вынес ее на несколько сантиметров вперед; второй, склонившись к меньшему ростом хозяину, обхватил большими мясистыми пальцами его маленькую кисть и разулыбался.

Минутой позже хозяин и гость уже сидели в комнате деловых встреч. В этой комнате, в отличие от других, не было ничего, что подчеркивало бы богатство Круппа: никаких картин на стенах, крашенных под серый мрамор; никакой позолоты на камине и на мебели, добротной, но простой. За стеклами шкафа светлого дуба — иллюстрированные журналы с фотографиями крупповских шахт, верфей, заводов и их продукции. В противоположном углу — журнальный, покрытый лаком столик и два полумягких стула. На них, друг против друга, сели рейхсканцлер и магнат.

— Крупп доволен, — заговорил о себе Густав в третьем лице, — созданием основы для стабильного правительственного фундамента, устранением препятствий, которые постоянными колебаниями тормозили экономическую инициативу.

Гитлер не терпел словесных туманностей, но эта тяжеловатая фраза прозвучала для него предельно ясно и значительно, как четкий шаг колонн штурмовых отрядов, проходящих мимо него на парадах. Еще бы: королю стали и пушек по душе пришлось все, что он, Гитлер, делал, чтобы ублаготворить монополистов.