Алексей Пантелеев - Наша Маша (Книга для родителей)

— Еще?

В роли публики выступали тетя Ляля и я. Тетя Ляля давилась от смеха, а я... я наслаждался. Честное слово, с наслаждением и совершенно всерьез слушал эти серьезные, торжественные рулады...

18.7.59.

...Вечером сидели в гамаке, читали немножко.

Убедился, что у Машки все-таки недостаточно большой запас слов. Мысль у нее обгоняет слово. Даже вопрос не всегда умеет задать. А любознательность у нее, как и полагается в этом возрасте, с каждым днем становится все более жадной. Вчера увидела на картинке бегемота:

— Папа! Папа! Расскажи! Что? Какой? Почему?

Что именно интересует ее? Да все, что можно узнать о бегемоте. И грех в подобных случаях не ответить, отмолчаться или отмахнуться. Надо помочь ей и вопрос как следует сформулировать.

* * *

Заметил, что Машка последнее время стала как-то отчетливее картавить. Вместо “р” произносит “л”.

— Папа, дай мне люку!..

Понял, но говорю:

— Луку? Есть хочешь?

Кричит:

— Лю-ку!

— Какого? Зеленого? Или репчатого?

— Да нет!— хохочет, показывая руку.— Лю-у-ку!

19.7.59.

Вчера провела день в очень красивом живописном и даже экзотическом месте— на взморье, при впадении Гагарки в залив. Низкий, поросший ольшаником берег, широкая в этом месте река, впадающая в море, длинная песчаная коса или дамба, в отдалении— Кронштадт, а ближе— причудливо изрезанные очертания фортов. На том берегу Гагарки— бело-синий деревянный обелиск, памятник погибшим в Отечественную войну морякам.

Раскладушку поставили в лесочке, в этих маленьких насыщенных птичьим гомоном и пронизанных солнцем джунглях. Спала Машка долго, побила все рекорды: 2 часа 15 минут.

Мама и тетя Ляля купались. Наслаждался, бегал, нырял, приносил из воды палку Синдбад. А Машка ничего этого не видела и не слышала: спала как убитая...

* * *

Вчера вечером Машка спросила у мамы:

— У солнца мама есть?

— Есть, Машенька, да.

— А что она делает?

Машина мама растерялась:

— Я не знаю, Машенька, что она делает.

— А я знаю.

— Ну, что?

— Варенье варит.

Папе это очень понравилось: солнцева мама летним вечером варит малиновое варенье!..

* * *

Читали “Белочку и Тамарочку”. На картинке мама этих девочек выглядывает из окна. Маша хорошо знает, чья это мама. Но говорит:

— Это моя мама.

— Как твоя? У тебя же есть мамочка.

— Нет, моя!

— А что же мы будем делать с нашей мамочкой? Белочке и Тамарочке отдадим?

— Нет!

— А как же быть?

Подумала и говорит:

— У меня три мамы.

По-видимому, хотела сказать: две.

* * *

А позже, обнимая маму, сказала ей на ухо:

— Мамсиночка... дружочек мой!..

* * *

Сегодня опять чудесный летний день. Проснулся за окном Машка:

— Па-апа-а-а! Идем гимнастикой заниматься!

Вскочил, откинул занавеску— стоит, задрав головку, голенькая, простоволосая, в одних красных сандаликах.

Через пять минут вышел в сад. Машка бежит навстречу:

— Папа! Папа! Иди, посмотри! Божья коровка!

Действительно, на цветке сидит очень нарядная божья коровка.

И началось:

— А мама у нее где? Мама— корова? Большая? Да?

— Нет, Машенька.

— А где она живет? Она с муками живет? (То есть с мухами.)

20.7.59.

Занимались гимнастикой вперемежку с игрой в прятки. Между прочим, на этой несложной игре проверяется мера Машкиного ума. До сих пор она прячется по способу известной длинноногой птицы, обитательницы пустыни. Та хоть голову под крыло прячет. А Машка закроется каким-нибудь фиговым листком, станет за кустиком или, скажем, за гамаком и кричит:

— Ищи меня!

Всякий раз приходится разыгрывать пантомиму. И всякий раз, когда “находишь” ее и ахаешь, она заливается ликующим смехом.

Игры она меняет на ходу. Сегодня играла в прятки, вдруг выбегает из-за куста, протягивает руку:

— Здрасти.

Я уже понимаю, в чем дело.

— Здравствуйте, Марья Алексеевна!

— Садитесь чай пить.

Я присаживаюсь на корточки, пью понарошку чай. Говорю:

— Сахара мало.

— Нет сахара!

— Как нет?

— Не привезли магазин.

Откуда это? Кажется, это уже давно не проблема— сахар. А в Машкиной игре сахар— дефицитный товар. Говорит:

— Потом дядя привезет сахар. И картошку привезет. И огуйчики привезет. И ягоды привезет.

* * *

Ну, до новой тетрадки, Маша! Доброго тебе здоровьица!

ТЕТРАДЬ ПЯТАЯ

21.7.59. Разлив.

В хороший солнечный день въезжаем мы в новую тетрадку. Только ветерок сегодня— выше среднего.

А вчера день был еще лучше. Ходила— с мамой и тетей Лялей— на взморье. Позже туда приехал на велосипеде и папа. Маша спала в обнимку с мамой— прямо на земле (на одеялах, конечно). Спала сравнительно недолго: минут сорок. Потом они с папой ходили собирать цветы. С наслаждением продирались сквозь пахучие заросли— в этих маленьких джунглях, где под ногами так хорошо хлюпает, где на сочной зелени деревьев и травы так ярко смотрятся цветы и цветы эти так хорошо, крепко и даже удушливо пахнут.

Машка жаловалась, что ее кто-то укусил:

— Земеля укусила!..

Но это была, к счастью, не змея, а слепни, которые, правда сильно, покусали маленькую путешественницу. А Машка путешествовала еще и босиком!

Позже играли с Синдбадом. Кидали в речку палки, и Синдбад кидался за ними в воду и приносил их. Маша тоже кидала, но она еще не умеет— палки у нее летят не вперед, а назад, в лучшем случае, падают у самых Машкиных ног.

Закопали с папой лишнюю бутылку лимонада— чтобы не нести домой. Сегодня раскопаем.

На обратном пути папа немножко вез Машу в седле.

* * *

Обедали в Сестрорецке, в ресторане.

Вела себя там Машка поначалу довольно развязно. Стала было хватать своими проказливыми ручонками большие бокалы, стоявшие на столе. Папа ей сказал: “Маша, оставь”— она не оставила. Но тут подошел старик официант с мохнатыми седыми бровями и очень строго сказал: “Девочка, фужеры трогать нельзя!..”

Она испугалась, смутилась, покраснела, опустила глаза.

Наевшись, ублаготворив себя до отказа, Машка, обнимая мать, спрашивала:

— Мама, что я еще хочу?

Этот странный вопрос она задает довольно часто.

22.7.59.

В Машкиной свите— неожиданное прибавление: мальчик Митя. Это уже совсем взрослый человек, почти старичок: ему семь с половиной лет!

И он очень свысока, снисходительно, почти презрительно обращался с Машей.

Но Машка увлеклась этим бывалым, прожженным парнем.

Только и слышно было:

— Митя! Митя! Где Митя? Митя где?

Играли в мяч. И не в какой-нибудь, а в волейбольный. Играли втроем: папа, Митя и Маша. Правда, Митя то и дело покрикивал на Машу: