Борис Григорьев - Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Сколько выговоров по служебной и партийной линии — строгих, с занесением и без — «схлопотал» оперативный состав в те годы из-за «неправильного употребления алкогольных напитков», несмотря на магическую фразу, в обязательном порядке присутствовавшую в их характеристиках: «К спиртному относится нормально» или «Спиртное употребляет умеренно»! Сколько присвоений званий и повышений в должности было задержано по этой причине! Скольких оперработников переводили в «отстойники» и технические службы! Несть им числа![14]

Помнится, в соседнем отделе отправляли в ДЗК одного подполковника, которого все звали Пушкиным, потому что имя и отчество у него совпадало с именем и отчеством знаменитого классика русской поэзии. После товарищеского ужина в ресторане на Чистых прудах «народ» вышел на улицу. Подкрепленные армянским коньячком и в меру отягощенные котлетками по-киевски, оперативные желудки по каналам секреции немедленно сообщили в центр управления каждого оперработника приятные эмоции. Когда человеком овладевают приятные эмоции, то он зачастую перестает их контролировать. В таком приподнятом настроении участники проводов «Пушкина» проявили живой и неподдельный интерес к плавающим в прудах лебедям и решили их отловить. Благо пруд оказался не глубоким — всего по колено. Чистые пруды наполнились гоготанием испуганных лебедей и криками гоняющихся за ними солидных, но достаточно возбужденных взрослых дядек.

Всех взяли и сдали дежурному по Комитету. Утром «Пушкину» на работе объявили об отмене его командировки за рубеж, а остальным охотникам на лебедей — о вынесении выговоров.

…И вот после сложных и длительных переговоров с администрацией ресторана, в которой у кого-то всегда оказывался знакомый, столик заказан, меню согласовано, круг участников застолья определен, начальство приглашено, способы контроля за «ненадежными» оговорены, и все небольшими группками, чтобы не возбуждать подозрений, исчезают с работы — «огородами, огородами и к Котовскому!»

Все чинно рассаживаются за сдвинутыми столиками и бросают откровенно плотоядные взгляды на блюда и подносы. Мэтр и официант с выражением беспредельной преданности клиентам стоят навытяжку у входа в зал. Желудочный сок уже «отходит», но нет главного гостя — начальника отдела. Наконец ПэГэ появляется в зале и занимает положенное ему — центральное — место. Он берет бокал с вином и на эзоповом языке произносит ТОСТ:

— Дорогие товарищи! Сегодня наш «спортивный» коллектив» провожает за рубеж для участия в «международных соревнованиях» «спортсмена» товарища Григорьева. Это — ответственная миссия, и руководство нашим «спортивным обществом» надеется, что он с честью оправдает наше доверие. Хочется пожелать ему успехов, набрать больше «очков» и по возможности занять «призовое место».

Следующий товарищ подхватывает почин и продолжает не менее витиевато и непонятно:

— Хочется пожелать товарищу Григорьеву дойти до финиша, несмотря на все препоны и трудности!

(Что он несет? Какой финиш? Посадка в самолет или возвращение домой? А может быть, досрочный отзыв по «аморальным» соображениям?)

Впрочем, избранной спортивной терминологии придерживаются только первые ораторы, и после двух-трех рюмок следующие тостующие сбиваются на оперативную, поэтому парторгу и ПэГэ приходится то и дело их поправлять. Но все проходит гладко, обслуга держится на почтительном расстоянии и делает вид, что происходящее за столом их никоим образом не интересует. А главное — всем Удается благополучно миновать бдительные посты милиции и добраться домой без приключений. Утром звоню на работу и с облегчением узнаю, что потерь среди участников вчерашнего застолья в «Арагви» нет.

Все довольны, и начальство тоже.

Вот теперь все. Можно собираться на Белорусский вокзал.

Мечта идиота сбывается

— Ай эм рашен фром зе совьет делегашен!

Как бы то ни было, а к концу 1969 года я был готов выехать на новое место работы. Для того чтобы ввести в заблуждение ПЭТ,[15] моего будущего противника, руководство сначала отозвало из командировки Гордиевского, выждало, пока в посольство в Копенгагене не заехал «чистый» атташе, которого датчане должны были принять за его замену, и только после этого «на арену выпустили>» меня. Была по всем правилам разыграна классическая комбинация, призванная якобы обеспечить безопасность моей работы, а на самом деле предназначенная в основном для соблюдения хорошей мины при плохой игре. Потому что легальный разведчик, если он по-настоящему занимается своим делом, примерно через три месяца после прибытия в резидентуру берется под подозрение, а еще через три-четыре месяца местная контрразведка ставит на нем однозначное клеймо шпиона, только не знает чей он: из ГРУ или КГБ.

А дальше оперработник становится чрезвычайно уязвимым. Он превращается в объект изощренной охоты на волка, которого обкладывают в логове, устанавливают режим и выслеживают на маршрутах передвижения (наружное наблюдение, агентура), расставляют красные флажки, ограничивая свободу его маневра (агентура в наиболее вероятных объектах интереса разведчика), оставляют на виду отравленные приманки (подставы), расставляют коварные капканы (женщины и другие виды провокации), создают шумовые эффекты (средства массовой информации), — одним словом, контрразведка любой ценой пытается создать для тебя невыносимые условия, во что бы то ни стало добыть неопровержимые доказательства твоей разведывательной деятельности, взять с поличным на встрече, чтобы дать весомые основания своему МИД для объявления тебя «персоной нон грата», то бишь, нежелательным для страны иностранцем.

В моем же конкретном случае все эти «приличные манеры» поведения оказались излишними еще и потому, что контрразведка поставила клеймо разведчика замене Гордиевского автоматически, независимо от сроков и способов этой замены. Причины этого будут разъяснены позже.

И вот ты уже в стране и ходишь все время под колпаком у местной спецслужбы и всем своим видом стараешься ей показать, что все ее подозрения для тебя просто оскорбительны. Если ты обнаруживаешь за собой слежку, то благодаришь судьбу и за это — значит, что-то еще в твоей личности контрразведкой не разгадано, и у тебя есть шанс поработать на родное государство еще какое-то время. Если «наружник» не стесняется зайти за тобой в банную парилку и с вежливой улыбкой перешагивает через твое напрягшееся тело, то ты улыбаешься ему в лицо, как доброму знакомому, и мысленно возносишь молитву к Богу, чтобы он не наступил на твою любимую мозоль или еще более дорогой орган тела. Ты старательно избегаешь на людях общения со своими коллегами и «приклеиваешься» к какому-нибудь «чистому» командировочному, который с трудом терпит твое присутствие. Ты строчишь на скорую руку оперативные отчеты, чтобы «отписаться» к очередной диппочте и нервничаешь из-за того, чтобы не слишком долго задерживаться в посольстве, потому что у «чистых» рабочий день уже закончился, и они, обнимая одной рукой пополневший стан супруги, а другой — стакан с пивом, уже давно валяются на тахте и смотрят по телевизору шоу с участием любимца публики Тома Джонса. Ты соревнуешься с «чистым» дипломатом в том, кто чаще встречает и провожает делегации из Союза и выполняет другие поручения посла, — ты лезешь из кожи, чтобы доказать свою добропорядочность.