Джошуа Слокам - Один под парусами вокруг света (с иллюстрациями)

* Мыс девственниц (исп.).

11 февраля «Спрей» обогнул Кабо-Вирхенес и вошел в суровый и мрачный Магелланов пролив, где во всю мощь дул северо-восточный ветер и гнал к берегу белоснежную пену. Такое море очень опасно для плохо оснащенных кораблей. Когда «Спрей» приблизился к входу в пролив, я заметил две полосы течения: одна из них шла вплотную к берегу, а другая подальше. Между этими полосами течения, подгоняемый попутным волнением, я повел «Спрей» с зарифленными парусами сквозь гребни волн, а сильное течение из-за мыса шло нам навстречу. «Спрей» преодолел все затруднения и вскоре очутился с подветренной стороны Кабо-Вирхенес, с каждой минутой приближаясь к спокойной воде. Длинные водоросли, облепившие подводные скалы, зловеще шевелились под килем «Спрея», а обломки большого парохода на берегу дополняли мрачную картину.

Мне не так легко удалось миновать это место, так как «девственницы» взимают дань со всех и потребовали ее даже со «Спрея», когда он проходил мимо. Порывистые шквалы дождя, налетавшие с северо-запада, чередовались с северовосточными ураганами. Я зарифил все паруса и уселся в каюте, чтобы сомкнуть усталые глаза. Все окружающее было настолько тревожным, что даже в воздухе, которым я дышал, чувствовалось предупреждение об опасностях. Вдруг мне почудилось, что кто-то предупреждающе крикнул: «Эй, на «Спрее»!» Я выскочил на палубу, удивляясь, кто бы это смог настолько хорошо знать «Спрей», чтобы окликнуть его по имени. Ночь была одной из самых темных, и только на юго-западе виднелась белая дуга — самый страшный признак приближавшегося от мыса Горн шторма. Я успел быстро убрать паруса и крепко асе закрепить. И тут ураган, словно пушечный выстрел, ударил по судну. Есть о чем вспомнить, когда подумаешь о том, что представляли собой первые полчаса налетевшего шквала. Он ревел не переставая на протяжении тридцати часов. На «Спрее» пришлось оставить только трижды зарифленный грот и фока-стаксель. С этой небольшой парусностью «Спрей» удерживался на месте и не был выброшен ветром из пролива. В моменты, когда ураган достигал максимума, я убирал все паруса. Это приходилось делать довольно часто.

Когда ураган стих, ему на смену пришел легкий ветер, и «Спрей» благополучно прошел пролив, а 14 февраля 1896 года стал на якорь в Пунта-Аренас.

Пунта-Аренас — чилийская угольная станция — насчитывает около двух тысяч жителей разных национальностей, но преобладают чилийцы. Колонисты, поселившиеся в этой тоскливой местности, отлично преуспевают, занимаясь овцеводством, золотоискательством и охотой. С появлением в этих краях недобросовестных пришлых торговцев жизнь патагонцев и огнеземельцев стала нестерпимой. Торговые отношения в основном сводились к продаже «огненной воды». Даже если бы здесь существовали законы, запрещающие продажу этой отравы туземцам, то все равно их никто не соблюдал бы. Приятнейшие патагонцы после встречи с белыми людьми становятся настолько пьяными, что не могут даже вспомнить, кто и когда украл у них пушнину.

Я нашел только одного желающего отправиться вместе со мной

Пунта-Аренас был еще свободным портом, но здание таможни уже строилось, после чего предполагалось взыскивание портовых и таможенных сборов. Город охранялся военной полицией и еще какими-то бдительными личностями, таскавшими с собой ружья. Но когда дело доходило до наказания, они, на мой взгляд, как правило, убивали невиновных. Незадолго до моего прибытия здешний губернатор, находясь в самом отличном настроении, приказал местным головорезам совершить набег на индейское поселение и уничтожить всех и вся в отместку за то, что в каком-то другом месте недавно было совершено нападение на экипаж шхуны.

Пунта-Аренас было местом крайне склонным к новостям, и там выходили две газеты, кажется даже ежедневно.

Капитан порта — чилийский военный моряк — рекомендовал мне нанять людей, чтобы сражаться с индейцами, когда я отправлюсь далее на запад, и советовал обождать прибытия чилийского военного судна, которое. поведет меня на буксире. Переговорив в городе с кем можно, я нашел только одного желающего отправиться вместе со мной, да и то он соглашался при условии, если я найду еще одного компаньона и собаку. Не найдя второго волонтера и не желая иметь собаку, я прекратил переговоры и ограничился тем, что зарядил мои ружья. Тут мне на помощь пришел капитан Педро Замблих, австриец по национальности, — человек с огромным опытом. Он дал мне мешок обойных гвоздей, которые были ценнее любой охраны и всех собак Огненной Земли. Сначала я возражал, так как не понимал смысла применения гвоздей на моем судне, но Замблих только улыбался и настаивал на том, что гвозди — лучшая защита.

— Вы должны пользоваться ими с осторожностью, — говорил. он. — Главное, не наступите на них сами…

Получив этот намек относительно применения гвоздей, я собрался в путь, рассчитывая, что в ночные часы сумею уберечь палубу судна, не прибегая к излишней охране.

Замблих проявил большой интерес к моей экспедиции и, помимо гвоздей, доставил на борт «Спрея» несколько мешков с галетами и большое количество копченой оленины. До сих пор я питался обычными, легко ломающимися морскими галетами, но Замблих сказал, что они недостаточно питательны по сравнению с теми, которые доставил он, хотя его галеты были так тверды, что разбить их можно было только сильным ударом молотка. Со своего шлюпа Замблих подарил мне компас, который был значительно лучше моего, и даже предложил собственный грот, если я соглашусь на этот дар. В заключение этот великодушный человек принес мне пузырек с золотым песком и сказал, что золото может пригодиться в плавании, хотя я чувствовал, что добьюсь успеха и без этого ощутительного для моего друга расхода. Как выяснилось впоследствии, подаренные Замблихом обойные гвозди оказались более ценными, чем золото.

Когда капитан порта понял, что я твердо реадил продолжать свое плавание в одиночестве, он не стал чинить препятствий, но посоветовал во всех случаях, когда местные лодки попытаются меня окружить, стрелять метко и заблаговременно, но стараться без нужды никого не убивать. С последним соображением я чистосердечно согласился. Ограничившись этими советами, капитан порта выдал мне бесплатно разрешение покинуть стоянку, и в тот же день, 19 февраля 1896 года, я вышел в море. Не скрою, что не без волнений я отправился в путешествие, в котором должен был пережить неведомые мне до сих пор приключения при встречах с жителями Огненной Земли.

Попутный ветер доставил меня за один день из Пунта-Аренас до бухты Сан-Николае, где, как мне говорили, я должен был встретить дикарей. Не видя на берегу каких-либо признаков жизни, я отдал якорь на глубине восьми морских сажен и простоял всю ночь под прикрытием высокой горы.