Николай Некрасов и Авдотья Панаева. Смуглая муза поэта - Елена Ивановна Майорова
В конце 1845 года мысль об издании собственного альманаха под названием «Левиафан» окончательно оформилась и у Белинского. Негодуя на беспринципность своего издателя Краевского, на его стремление «высосать из человека кровь и душу, потом бросить его за окно, как выжатый лимон», на слухи, которые тот распускал о своих благодеяниях, Белинский с возмущением писал Герцену (возможно, надеясь, что богатый Искандер услышит его невысказанную просьбу): «Чтобы отделаться от этого стервеца, мне нужно иметь хоть 1000 р. серебром… К Пасхе я издаю толстый, огромный альманах». В предвидении «огромного альманаха» он обратился к своим друзьям с просьбой дать для публикации в этом проектируемом печатном органе новые произведения, и ему удалось к весне 1846 года собрать довольно значительное число рукописей. Правда, конкретных шагов к изданию альманаха он еще не предпринял и в апреле 1846 года для поправки здоровья отправился в длительную поездку по югу России.
Пока прекраснодушный Белинский мечтал об альманахе, другие, более приземленные личности, действовали.
Все принадлежавшие к кружку Белинского были в то время свежи, молоды, полны энергии, молодого задора. Согласно проповедям советского литературоведения передовые литераторы николаевского времени радели исключительно о благе и просвещении народном и вели полуголодную аскетическую жизнь. На самом деле ничто человеческое не было им чуждо, и свою выгоду они прекрасно блюли. «Белинский дивился оборотистости и сметливости Некрасова и восклицал обыкновенно: «Некрасов пойдет далеко… Это не то, что мы… Он наживет себе капиталец!» «Один я между идеалистами был практик, – говорил Некрасов. – И когда мы заводили журнал, идеалисты это прямо мне говорили и возлагали на меня как бы миссию создать журнал».
Литературная деятельность Некрасова до того времени не представляла ничего особенного. Белинский полагал, что Некрасов навсегда останется не более как «сообразительным полезным журнальным сотрудником». Он и Панаев сильно уверовали в расторопность и литературную предприимчивость Некрасова после изданного им «Петербургского сборника», который быстро раскупался. Оба они знали, с какими ничтожными деньгами он предпринял это издание и как сумел извернуться и добыть кредит.
В советском литературоведении Иван Иванович Панаев всегда оставался в тени Некрасова, хотя его роль в возрождении «Современника» не меньше, а, пожалуй, даже больше, чем «поэта-гражданина». «В обществе неопределенно и смутно уже чувствовалась потребность нового слова, и обнаруживалось желание, чтобы литература снизошла с своих художественных изолированных высот к действительной жизни и приняла бы хоть какое-нибудь участие в общественных интересах», – объяснял Панаев.
Идея выкупить пушкинское детище у Плетнева и продолжить славную историю этого издания перешла в практическую стадию летом 1846 года, когда Иван Панаев с женой и Некрасов гостили у богатого холостого помещика Григория Толстого, знакомца Маркса и Энгельса. Авдотья Панаева в «Воспоминаниях» дает понять, что дрожжевой закваской процесса стало ее мнение, ее к месту приведенные резоны. «Если бы у меня были деньги, – произнес со вздохом Панаев, – я ни минуты не задумался бы издавать журнал вместе с Некрасовым. Один я не способен на такое хлопотливое дело, а тем более вести хозяйственную часть». – «Была бы охота, а деньги у тебя есть!» – сказала я, не придавая никакого серьезного значения своим словам. «Какие деньги?» – спросил с удивлением меня Панаев. «Продай лес и на эти деньги издавай журнал».
Иван Иванович Панаев был весьма не бедным человеком. А по сравнению с большинством других литераторов – просто богатым. Но даже его возможностей не хватало для приобретения журнала. Состоятельный знакомый Авдотьи по Парижу Григорий Толстой, вначале полный энтузиазма, от затеи устранился. Панаев продал Новоспасское, в то время большое богатое село; с помощью Герцена и Огарева удалось найти необходимые средства, но задача осложнялась тем, что с 1836 года в России действовало распоряжение, согласно которому частным лицам запрещалось издание новых научно-литературных журналов. Поэтому упросили Плетнева отдать «Современник» на очень выгодных для бывшего редактора условиях в аренду.
Петр Александрович писал своему другу: «С плеч моих спала гора. Панаев показал себя благородным человеком, предложив мне платить за уступленное ему издание каждый год в течение десяти лет по три тысячи рублей ассигнациями». Кстати, эта сумма казалась Некрасову чрезмерной, а щедрость Панаева вызывала его негодование.
П.А. Плетнев. Художник А.В. Тыранов
В октябре 1846 года был составлен арендный договор на имя И.И. Панаева, и «Современник» фактически перешел в руки приятелей. Но имя Некрасова ни в бумагах, ни в устных разговорах не упоминалось. Решено было пригласить на должность редактора А.В. Никитенко. Это был тактический ход, так как Белинский, для которого, как повсеместно декларировалось, и предпринималось новое издание, ни при каких условиях не мог рассчитывать на утверждение редактором, поскольку его деятельность в «Отечественных записках» была на серьезном подозрении цензурного ведомства.
«На другой же день после своего приезда, утром, Панаев отправился к Плетневу. Белинский в ожидании возвращения Панаева домой все время страшно волновался, и когда Панаев вернулся, то выскочил в переднюю с вопросом: «Наш «Современник»?» – «Наш, наш!» – отвечал Панаев. Белинский радостно вздохнул. «Уф! – воскликнул он, – я измучился… мне все казалось, что у нас его кто-нибудь переб…» Сильный приступ кашля стал душить его. Он весь побагровел с натуги и махал Панаеву, который начал было передавать Некрасову свой разговор с Плетневым».
Весь этот диалог бессовестно выдуман Авдотьей Яковлевной. Достаточно сказать, что Белинский во время приобретения «Современника» находился в Москве. Но Панаева выдумывала не бесцельно. Рассказ ее рассчитан на то, чтобы подтвердить версию, распространявшуюся самим Некрасовым и с его легкой руки Панаевым еще до покупки «Современника». Журнал, как о том кричалось на всех перекрестках, приобретался исключительно для того, чтобы вырвать Белинского из лап Краевского, чтобы предоставить в распоряжение Белинского и его кружка независимый печатный орган. Отсюда и финансовая помощь Герцена и Огарева. Журнал покупался с тем, чтобы фактически его редактором был Белинский.
Панаева потому весь рассказ и свела к картине полного единства, которого и следа не было в действительности – ни во время организации, ни после, в первый год издания, последний год жизни Белинского. В 1847 году содержание каждой книжки журнала формировалось при его непосредственном участии. Обойтись предприятию без популярного имени Белинского действительно было бы трудно. И тот очень здраво оценивал и роль в этом предприятии Панаева, и его достоинства и недостатки.
«Я думаю, никто из вас так не озлоблялся, как я, на легкомысленность Панаева. Он страшно вредит сам себе и дает ничтожным людишкам, не стоящим подметок его сапогов, повод глумиться над ним. Незлобивостью характера Панаев уподобляется младенцу, теплота его сердца самая редкая в наше время,
