Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

Поэтому за строкой биографии Дмитрия Шульгина о строительстве дорог в Польше надо прочитывать огромный пласт информации о подпольной деятельности Национально-трудового союза. Василий Витальевич едва ли мог о ней знать, так как безвылазно сидел в Сремски-Карловцах. Но понятно, как Дмитрий мог организовать разрешение отцу на выезд (несбывшийся) в Швейцарию.

Основные кадры организации в 1941 году находились в занятой немцами Европе. Более двухсот человек создавали «русскую силу на русской земле». Использование немецких организаций союз ограничил строгими рамками: он запрещал своим членам служить переводчиками в воинских частях и полицейских органах. Члены НТСНП работали инженерами, строителями, агрономами, журналистами, преподавателями, участвовали в городских управах, занимаясь церковной и общественной работой, вели торговлю.

Были созданы группы НТСНП в Минске, Витебске, Смоленске, Пскове, Гатчине, Вязьме, Брянске, Орле, Киеве, Виннице, Днепропетровске, Одессе, Кировограде, Полтаве, Крыму. В Пскове был создан подпольный скаутский отряд. К 1943 году союзом было охвачено 54 населенных пункта, в которых действовало до 120 групп[521].

Как ни опасались немцы сотрудничества с русскими эмигрантами, но были вынуждены прибегать к нему. В марте 1942 года были созданы учебные лагеря в Германии, куда отбирались квалифицированные лица из военнопленных для подготовки к административной работе «на Востоке». Организация преподавания в них велась под руководством союза. Из более 500 русских курсантов в НТСНП было принято около 30 человек, в том числе будущие видные его деятели. Там издавались необходимые союзу печатные материалы — как подпольно, так и открыто, под видом учебных пособий. Подобное происходило и в школе пропагандистов Русской освободительной армии генерала А. А. Власова (РОА) в Дабендорфе под Берлином, в школе для полицейского персонала восточных областей в Бернау, в школе для подготовки бургомистров восточных областей в Вустрау.

В советской историографии вопрос создания РОА трактовался достаточно просто: одни военнопленные, движимые страхом за свою жизнь или предательскими настроениями, вступали во власовскую армию, а другие, будучи мужественными патриотами, категорически отвергали такой выбор. На самом деле все было сложнее, ибо советское общество накануне войны еще далеко не изжило комплекс революционных потрясений, гражданского противостояния и внутреннего сопротивления ускоренной модернизации. Офицерский корпус Красной армии тоже не был однородным. К антибольшевистским по настрою советским генералам относился и командующий 16-й армией генерал Лукин, тяжелораненым взятый в плен в Смоленском сражении, которое предопределило крах германского наступления на Москву. Жизнь Лукина была спасена по прямому распоряжению командующего группой «Центр» фельдмаршала Федора фон Бока (кстати, двоюродного брата капитана 1-го ранга царской армии Бориса фон Бока, зятя П. А. Столыпина). Фельдмаршал не был нацистом, и это многое объясняет.

После излечения в немецком госпитале (ампутация ноги) М. Ф. Лукин встретился с Власовым и спросил у него: «Вы, Власов, признаны ли вы официально Гитлером? И даны ли вам гарантии, что Гитлер признает и будет соблюдать исторические границы России?»

Как вспоминал один из инициаторов создания отдельных воинских частей из русских военнопленных капитан Вильфрид Штрик-Штрикфельд (бывший офицер Русской императорской армии): «Власову пришлось дать отрицательный ответ.

— Вот видите! — сказал Лукин. — Без таких гарантий я не могу сотрудничать с вами. Из моего опыта в немецком плену я не верю, что у немцев есть хоть малейшее желание освободить русский народ. Я не верю, что они изменят свою политику. А отсюда, Власов, всякое сотрудничество с немцами будет служить на пользу Германии, а не нашей родине»[522].

После освобождения из плена в 1945 году Лукин прошел проверку военной контрразведкой Смерш, восстановлен на воинской службе, даже награжден орденом Ленина. И это несмотря на то, что в захваченных немецких архивах сохранились материалы допросов Лукина, который нелицеприятно отзывался о Сталине.

Внутри самой РОА тоже действовала активная группа НТС. После учреждения в ноябре 1944 года в Праге Комитета освобождения народов России (КОНР) во главе с генералом Власовым от советских военнопленных, чье положение стало несколько улучшаться, поступило более 300 тысяч заявлений о вступлении в пехотные дивизии и танковый полк, «чтобы, дождавшись падения Берлина, прорвать фронт и начать антисталинскую революцию под политическими лозунгами КОНР»[523].

Насколько реалистичными были планы РОА, можно судить по манифесту КОНР, в котором предсказывался почетный мир с Германией «на условиях, не затрагивающих чести и независимости России». После зверств вермахта на территории СССР почетный мир был немыслим в принципе. Скорее всего, подавляющее большинство тех 300 тысяч военнопленных понимали это. Не случайно 6–8 мая 1945 года 1-я дивизия КОНР под командованием генерала С. К. Буняченко во время Пражского восстания выступила на стороне восставших и выбила немцев из города еще до прихода советских частей.

С другой стороны, НТСНП делал попытки установить контакты с американскими, английскими и французскими правительственными кругами.

Возможности НТСНП базировались на проникновении его членов во все структуры рейха, занимавшиеся «русскими вопросами».

Многие члены союза были расстреляны гестапо или погибли в тюрьмах. Их обвиняли в антинемецкой пропаганде, связи с партизанами и создании тайной организации.

Здесь уместно вспомнить, что произошло с советскими военнопленными после победы в мае 1945 года. Из всех 1 836 562 военнопленных около одного миллиона было направлено для прохождения военной службы в части Красной армии, 600 тысяч трудились на промышленных предприятиях в составе рабочих батальонов, а 233,4 тысячи человек как скомпрометировавшие себя в плену брошены в лагеря НКВД[524].

Один из членов союза, сын расстрелянного в 1920 году в Крыму белого офицера Николай Рутченко (Рутыч), в 1945 году содержался в английском концентрационном лагере в итальянском городке Беллария вместе с Дмитрием Шульгиным и так писал о нем: «Он принадлежал… к многочисленному югославскому отделу НТС и во время войны отправился, как и большинство его членов, с полулегальными документами в Польшу для пропагандистской и организаторской работы среди русских добровольческих частей»[525].