Сергей Степанов - Век психологии: имена и судьбы

Несмотря на ставшую для него очевидной ограниченность психоаналитической теории, Беттельхейм остался на фрейдистской позиции, однако предпринял самоотверженные усилия по ее гуманизации и сближению с социальными реалиями эпохи. В 1944 г. он организовал и возглавил клинику для детей с психическими травмами и нервными расстройствами при Чикагском университете. Новым значительным успехом явилась его книга «Психоанализ волшебной сказки. О пользе волшебства» (1973), удостоенная нескольких научных и литературных премий. А книга «Сносные родители» (1987) составила серьезную конкуренцию бестселлерам доктора Спока.

Если даже знакомство с Фрейдом относится к грезам Беттельхейма, его фантазия получила свое своеобразное воплощение в реальности – наряду с классическими трудами основателя психоанализа, его книга «Психоанализ волшебной сказки» оказалась включена в сборник «25 ключевых книг по психоанализу», увидевший свет на рубеже веков. И это действительно замечательная книга, очень полезная для понимания природы если не сказок, то фрейдизма.

Беттельхейм много размышлял о детской литературе. Он констатировал, что книги, предлагаемые юной публике, обычно предназначены либо для того, чтобы научить малышей читать, либо для развлечения. В предисловии к своей работе он замечает: «Ничто из всей детской литературы (за очень редкими исключениями) не обогащает и не удовлетворяет детей в такой степени, как волшебные сказки». Ведь волшебные сказки «притягивают внимание», «возбуждают любопытство», стимулируя при этом воображение. А значит, такая литература помогает ребенку «развивать свои умственные способности и лучше разбираться в собственных эмоциях», а также «навести порядок в своем внутреннем доме».

Сказки позволяют ему понять на примере, что у его психологических затруднений имеются временные или постоянные решения. Любой персонаж из сказок Андерсена, братьев Гримм, Метерлинка и Перро предлагает ему такие решения, которые малыш способен понять.

Мальчик-с-пальчик, Золушка или Красная Шапочка полны уверенности в себе; они в одиночку решаются идти на опасные дела, не зная, к чему приведут их приключения. Познакомившись с другими людьми, они живут счастливо; им незнакомо тревожное чувство разлуки. Созданные воображением, сказки способствуют развитию личности ребенка. У него появляется потребность перенести свои чувства на героя, он может, не подвергаясь опасности, выплеснуть свою агрессивность на злую мачеху.

Родители должны чутко относиться к желаниям ребенка. Им не следует позволять себе поспешных суждений. Они обязаны уважать развивающийся внутренний мир малыша. Ведь единственно в этом заключается секрет Белоснежки, Кота в сапогах и Питера Пэна: лишь сам ребенок сможет постепенно осмыслить собственную жизнь и мало-помалу начать ею управлять. Мы развиваемся лишь тогда, когда самостоятельно понимаем и разрешаем наши проблемы. Именно так, а вовсе не слушая объяснения других, ребенок понемногу обретает внутреннюю уверенность.

Могущество сказок заключается в том, что они пробуждают воображение слушателей, заставляют их самих переживать незамысловатые приключения чудесных героев, которые пытаются сами создать для себя реальность, чтобы лучше с ней потом справиться. Некоторые представляют себе сказки только в последовательном, литературном виде. Беттельхейм читает их через призму фрейдовской теории и считает самой главной в них воспитательную – читай: психотерапевтическую функцию. Способность сказок развлекать и забавлять для него лишь вторична.

Ребенка Беттельхейм воспринимает очень серьезно. Он рассматривает малыша как личность, во всей её целостности, – ведь в очень многих сказках можно выделить «Оно», «Я» и «Сверх-Я».

Таким образом, сказки – это прямое обращение к бессознательному; с помощью чудесного они восстанавливают душевное равновесие, а иногда и исправляют нарушения в нашем поведении.

В наибольшей мере известность Беттельхейму принесли результаты лечения детей, страдающих аутизмом. Этим детям он и посвятил свою знаменитую работу «Пустая крепость».

В 1973 г. Беттельхейм вышел в отставку, но не удалился на покой, а продолжал много писать и выступать перед широкой аудиторией по всему миру. Правда, посвятив жизнь чужому душевному благополучию, он, похоже, так и не обрел своего. Еще при жизни многие характеризовали его как крайне неуравновешенного человека, склонного к вспышкам ярости и затяжным приступам депрессии.

В безнадежную депрессию он впал на склоне лет, после смерти горячо любимой жены. Шесть лет спустя, престарелый и тяжело больной, Бруно Беттельхейм добровольно ушел из жизни, приняв запредельную дозу снотворного. Произошло это 13 марта 1990 года. Он покинул этот мир в ореоле непревзойденного врачевателя душ и великого гуманиста.

Увы, прошло совсем немного времени, и этот ореол катастрофически померк. Еще не стихли поминальные всхлипы, а в «Нью-Йорк Таймс» появилась статья коллеги-психоаналитика Рудольфа Экстайна, который написал, что Беттельхейм превратил детский приют, которым заведовал много лет, в настоящий концлагерь. Он и его подручные систематически избивали и оскорбляли больных детишек. Причем об этих издевательствах знали родители и весь персонал пансионата. Однако жестокий доктор так сумел всех запугать, что никто не смел и слова сказать против него.

В подтверждение этого обвинения, показавшегося поначалу немыслимым, вдруг обрушилась лавина свидетельств бывших пациентов Беттельхейма и их родителей. На естественный вопрос: «Что же вы молчали раньше?» – раздавался один и тот же ответ: удерживало опасение, что голос протеста не будет услышан сквозь хор славословий «великому гуманисту». «Да что вы такое говорите! Доктор Б. [так многие звали Беттельхейма. – С.С.] – настоящий профессионал и эталон добропорядочности. Его знает весь мир как гениального теоретика и практика». Но достаточно было раздаться лишь одному голосу, и плотину молчания прорвало.

Волна критики заставила и профессионалов внимательнее присмотреться к достижениям и трудам доктора Б. Увы, и тут результаты оказались печальны. Помимо уже упоминавшихся натяжек и вымыслов, обнаружились подтасовки и чисто профессионального свойства. Так, Беттельхейм в своих трудах утверждал, что в своем заведении достиг 85-процентного излечения аутизма. Будь это правдой, это было бы действительно непревзойденным рекордом – таких успехов ни до Беттельхейма, ни после не удавалось достичь никому. Однако внимательный анализ работы ортогенетической школы показал: диагноз «аутизм» ставил сам доктор по одному ему известным критериям, он же и давал заключение об излечении. На самом же деле в большинстве случаев речь шла о детях, если и страдавших эмоциональными расстройствами, то отнюдь не идентичными аутизму, а если и аутизмом – то в весьма мягкой степени. Сильные сомнения вызвало и утверждение Беттельхейма о том, что в возникновении аутизма у ребенка в первую очередь следует винить его мать, которая якобы просто бессознательно не желала, чтобы у нее был этот ребенок. Не проекция ли это собственного травматического опыта, которой так часто грешат психоаналитики?