Дневник. Том II. 1856–1864 гг. - Александр Васильевич Никитенко
6 ноября 1864 года, пятница
В прошедшем заседании Географического общества Безобразов в присутствии великого князя читал записку о гирлах у Ростова-на-Дону, о их засорении, необходимости очистки их и проч. Тут находился, между прочим, городской голова Ростова, человек, говорят, умный и значительный. Выслушав записку Безобразова, он попросил слова. Он говорил о том же, приводя и свои мнения.
В заключение он сказал: «Но между неудобствами, которым в настоящее время подвергается Ростов, есть еще одно весьма важное для местного населения. Это то, что ни один обыватель не может быть спокоен, если не имеет в своем распоряжении револьвера».
Общее месячное собрание в Академии наук. Ничего.
8 ноября 1864 года, воскресенье
Утром у Тройницкого. Он очень болен. Я застал у него четырех докторов. Худой знак! Я спросил у Пеликана: «Какая у него болезнь? Говорят, ревматизм?» — «Чистейшая подагра», — отвечал он. А между тем больной уверен, что у него ревматизм. Скверно то, что подагра летучая. Она открылась у него вдруг. Я просидел у больного часа два. Он, казалось, был доволен моим посещением и удерживал меня. Тут я познакомился с доктором Тильманом и с директором земского отдела Замятниным. При уходе встретился с министром Валуевым, с которым не виделся больше года. Очень любезен.
Вот какой скандал произошел в Большом театре. Давали какую-то оперу. Великий князь начал хлопать г-же Барбо. Со всех сторон вдруг раздались шиканья. Великий князь захлопал сильнее; шиканья усилились, так что хлопанье должно было умолкнуть.
9 ноября 1864 года, понедельник
Как ни гадко у нас все и как ни гадки мы сами, а все-таки мы не немцы, не французы, не англичане, а русские, и должны оставаться русскими.
10 ноября 1864 года, вторник
Положение великого князя, говорят, упрочивается. Заходил к Норову. Встречен с объятиями. У нас с ним возобновились дружеские отношения. Жалкий министр, он как человек имеет свои привлекательные качества, и с возвращением его к частной жизни качества эти опять вступили в свои права. Наши отношения теперь уравновешены.
Норов издал книгу «Даниил игумен» и снабдил ее своими примечаниями.
Отчего у людей честных меньше мужества делать честные дела, чем у мошенников делать злые?
16 ноября 1864 года, понедельник
Прегнусная ночь. В голове барабанило и давило, как уже давно не было.
Навещал больного Тройницкого. Ему лучше.
18 ноября 1864 года, среда
Депутация остзейских крестьян, прибывшая сюда просить государя о распространении на них Положения 19 февраля, принята дурно. Она атаковала как-то государя в Царском Селе и была отослана с флигель-адъютантом к Валуеву, а тот велел ей немедленно отправляться восвояси. Депутация московского купечества совсем не была принята. Она, как говорят, являлась для объяснений по поводу торговой конвенции, которая будто бы заключается не в пользу русской торговли на основании принципа свободы.
Великий князь, видимо, усиливается. На днях Головнин давал в честь его обед, на который был приглашен и Валуев. Рейтерн и Головнин крепче, чем когда-либо.
Министр внутренних дел велел рассмотреть в Совете по делам печати записку Пржецлавского о «Московских ведомостях» и доложить по ней свое заключение, когда выздоровеет Тройницкий. До меня не дошла еще она. Дело это весьма щекотливое. Пржецлавский подкрался для нанесения удара газете как раз в пору, то есть когда известная партия заметно усиливается. Я поступлю, как всегда, по своему крайнему убеждению.
Говорят, Головнин многих из московских профессоров представил к обычным наградам. Государь всем отказал. Значит, и правосудие удовлетворено и Головнин выказал свое великодушие.
19 ноября 1864 года, четверг
Накопилась пропасть дел. Надобно еще писать замечания на академический устав. Мой протест, однако, помог.
По новому уставу решено не сливать II отделения, с прочими и предоставить ему самостоятельность.
22 ноября 1864 года, воскресенье
Поутру у Войцеховича. Разговор о нынешних делах неутешительного свойства. Он человек умный и честолюбивый, сильно добивался власти и участия в делах, а теперь он только сенатор. О нем говорят, что он нечисто поступал в делах раскольничьих, которые при Николае I были ему поручены, — будто бы он брал с раскольников взятки, а между тем проповедовал чуть не крестовый поход против них. И теперешний взгляд его на раскольников не отличается либеральностью. Он уверен, что в них таятся семена важных социальных и политических переворотов.
У него встретился я также с князем Урусовым, который назначен докладчиком по делам Человеколюбивого общества. Эти дела, как и все другие у нас, страдают большими неурядицами, особенно в денежном отношении.
23 ноября 1864 года, понедельник
Человек жалуется на скоротечность жизни. А что бы он делал с жизнью более продолжительною?
Жизнь — не дар, а долг. Притча о талантах заключает в себе глубокую истину.
24 ноября 1864 года, вторник
В честном сердце существует потребность прямо и откровенно высказаться, когда от него требуют мнения. Об остальном оно не заботится: это уже не его дело.
Из многих опытов жизни я узнал, что в сумятице человеческих страстей и своекорыстий идея редко одерживает верх, если она не поддержана вещественною силою или властью. Высказывайте смело и откровенно идею, если сердце ваше бьется для нее: это долг честного человека. Но не унывайте в тщетности ваших усилий дать ей перевес в человеческих делах: это невозможно, если вы не вооружены властью. Довольно, что вы бросили ее в водоворот человеческой мысли: может быть, она там и не потонет. Но вам уже не знать вашего собственного детища, и, может быть, семя вашей идеи взрастет только на могиле вашей.
26 ноября 1864 года, четверг
Вчера еще послал Веселовскому мои замечания на проект нового академического устава. Вероятно, на меня будут некоторые, а может быть, и многие сердиться за то, что я сильно восстал против вызова ученых из-за границы и против увеличения пенсий некоторым из должностных лиц по Академии, как то: секретарю, вице-президенту, директорам библиотеки и типографии.
29 ноября 1864 года, воскресенье
Обедал у Княжевича. Владислав Максимович, между прочим, рассказал анекдот о Канкрине. Канкрину говорили о каком-то