Джозеф Антон. Мемуары - Ахмед Салман Рушди
Он продолжал заводить с Элизабет разговоры об Америке. В Америке им не надо было бы жить в обществе четверых полицейских, там не звучали бы в его адрес постоянные обвинения, что он обходится стране в огромные деньги, не имея перед ней никаких заслуг. В последние два лета они попробовали эту свободу на вкус; они могли бы иметь ее куда больше. Но стоило ему заговорить на эту тему, она сердито хмурилась и отказывалась ее обсуждать. Он начал понимать, что она боится свободы – по крайней мере, свободы в его обществе. Она чувствовала себя в безопасности только в пузыре охраны. Когда он побуждал ее выйти из него на время вместе с ним, она зачастую не хотела делать этот шаг. Впервые (и шокируя сам себя) он начал воображать себе жизнь без нее. Когда он поехал в Париж на презентацию французского издания “Прощального вздоха Мавра”, отношения между ними оставались напряженными.
В Париже les gentilhommes du RAID[211] были в своем репертуаре. Перекрыли всю улицу перед отелем “Де л’аббе” близ церкви Сен-Сюльпис. Не разрешили ему появляться ни в каких общественных местах. “Если ему это не нравится, – сказали они его издателям, – не следовало приезжать”. Но была и хорошая новость: роман продавался на ура, соперничая за первое место в списках бестселлеров с новой книгой Умберто Эко и с “Заклинателем лошадей” Николаса Эванса. Были, кроме того, встречи с политиками: с министром иностранных дел Эрве де Шареттом и с министром культуры Филиппом Дустом-Блази. У Бернара-Анри Леви он познакомился с патриархом кинематографа и “нового романа” Аленом Робом-Грийе, чьим романом “Ревность” и сценарием фильма “Прошлым летом в Мариенбаде” он восхищался до глубины души. Роб-Грийе намеревался в конце года снять фильм в Камбодже с Жаном-Луи Трентиньяном и с Ариэль Домбаль – женой Б.-А.Л. Трентиньян должен был сыграть летчика, который терпит аварию над камбоджийскими джунглями и затем в забытьи грезит об Ариэль, в то время как в деревушке посреди джунглей его врачует ип medecin assez sinistre[212]. Роль лекаря, с энтузиазмом заявил РобТрийе, великолепно подходит вам, Салман. Две недели в Камбодже в декабре! Филипп Дуст-Блази все организует! (Дуст-Блази, присутствовавший на встрече, согласно кивал и заодно извинился за излишества RAID: “Во время ваших последующих визитов мы ограничимся двумя охранниками”.) Он спросил РобаТрийе, нельзя ли взглянуть на сценарий, и РобТрийе нетерпеливо закивал: да, конечно, конечно, но вы непременно должны это сделать! Это будет просто чудо! Вы – вылитый лекарь!
Никакого сценария ему так и не прислали. Фильм так и не был снят.
И еще одно событие произошло в Париже. Однажды днем к нему в гости в отель “Де л’аббе” приехала Каролин Ланг, блестящая и красивая дочь Жака Ланга, и все вместе – ее красота, вино, трудности с Элизабет – подействовало на него, и они стали любовниками; но сразу же потом решили не повторять этого, остаться друзьями. После нескольких часов с ней ему надо было выступить по телевидению в прямом эфире в программе Бернара Пиво “Культурный бульон”, и он почувствовал, что из-за внутреннего смятения, вызванного изменой, это выступление оказалось неудачным.
Сотрудничество между Эндрю Уайли и Гиллоном дошло до логического конца, и они решили расстаться. Эндрю был очень расстроен; он приехал к нему на Бишопс-авеню, в какой-то мере разгневанный, но главным образом опечаленный. “Мне стало ясно, – сказал Эндрю с грустью и в то же время возмущенно, – что Гиллон никогда не был моим партнером. Брайан Стоун – вот кто его партнер”. Брайан был их коллега – агент, работавший с наследниками Агаты Кристи. “У входа в лондонское агентство, – с горечью заметил Эндрю, – до сих пор висит табличка: ЭЙТКЕН И СТОУН”. Конфликт возник из-за денег, но, помимо них, было и расхождение во взглядах на бизнес. Эндрю вынашивал грандиозные экспансионистские планы; Гиллон был осторожен и неизменно благоразумен по финансовой части. Расстались не по-хорошему; развод, как большинство разводов, был уродлив. Эндрю, как обманутый любовник, испытывал презрение пополам с отчаянием.
Разрыв между агентами глубоко его огорчил. Все эти годы Гиллон и Эндрю были двумя столпами, на которые он опирался, и он доверял им безоговорочно. Ни тот ни другой ни на секунду не дрогнули перед лицом исламистской угрозы, и их пример заставил многих издателей вести себя храбрей, чем они могли бы. Он не мог представить себе существования ни без того, ни без другого, но теперь приходилось выбирать – впрочем, Гиллон, позвонив на следующий день, изящно облегчил ему выбор: “Совершенно ясно, мой милый, что ты должен сотрудничать с Эндрю. Вначале твоим агентом был он, только потом он привел тебя ко мне, так что, конечно, тебе надо с ним остаться, это будет абсолютно правильно”.
Они через очень многое вместе прошли, очень много всего сделали. Их отношения по глубине, по сердечности далеко превосходили обычные отношения между авторами и агентами. Они стали близкими друзьями. И тем не менее ему предстояло теперь лишиться Гиллона. Он и вообразить себе не мог, что когда-нибудь придет такой день, он всегда думал, что и Гиллон, и Эндрю вечно будут его агентами. “Ладно, – сказал он Гиллону, – спасибо тебе. Но что касается меня, ничего между нами не изменилось”.
“Давай в ближайшее время вместе пообедаем”, –
