Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

— Ты шутишь?

— Ничего подобного. Против рожна не попрешь, милый доктор!

— Я не хочу верить этому, Иван Дмитриевич. Мне сдается...

— Что?

— Что ты хитришь со мной.

— Почему ты полагаешь?

— По твоему веселому, спокойному виду... О, я изучил тебя в совершенстве, Иван Дмитриевич. Если бы ты сомневался в успехе...

— Я был бы беспокойнее? Увы, доктор, ты все-таки меня плохо знаешь... Разве ты не замечал, что я, как раз наоборот, не теряю бодрости, веселости накануне серьезных генеральных сражений?

— Это правда, — пробормотал я.

— Видишь ли: это дело не страшное, но весьма инте­ресное позаданию: мне дали вежливый приказ решить уравнение не с двумя неизвестными, а... совсем без неизвестных. Помилуй Бог, я люблю решать такие задачи!

Путилин вынул из бумажника «кабалистическую» за­писку еврея и подал мне:

— Разгадай ее, доктор. Попытайся.

Я отрицательно покачал головой.

— Как и раньше, так и теперь я чувствую себя бессильным понять что-либо в этих надписях.

— Досадно! — усмехнулся Путилин. — Я думал, что ты мне поможешь..

— Я? Я могу помочь тебе?! Да разве я — Путилин?

— Но зато ты — доктор. Однако довольно об этом. Предоставим событиям их естественный ход. Победа или поражение — мы увидим это очень скоро. А, кстати: что с твоим пропавшим скелетом? Не нашелся он?

— Помилуй, Иван Дмитриевич, как же он мог найтись, раз его украли каким-то непостижимым образом? Знаешь, всю вчерашнюю ночь я провел в полусне, с револьвером под подушкой.

— Чего же ты боялся?

— Нового явления непрошеных грабителей. Для меня совершенно ясно, что моего приятеля утащили...

— Бедный доктор, я сочувствую тебе: лишиться дру­га юности — это нелегко!

Курьерский поезд быстро мчал нас вперед, прибли­жая с каждой минутой к конечной цели нашего путешествия — к границе.

Путилин спал богатырским сном.

Уже после Варшавы он вдруг обратился ко мне:

— А я все-таки постараюсь разыскать твоего приятеля-скелета!

— Сделай милость, Иван Дмитриевич! — воскликнул я.

Был вечер, когда мы приехали на границу. Носильщики вытащили наши чемоданы и обратились к Путилину:

— Куда прикажите, господин, нести вещи?

— В таможенную комнату, на просмотр! — резко бросил Путилин.

Он весь как-то сразу изменился. Передо мной стоял тот энергичный, гордый, властный Путилин, каким он являлся всегда на финише своего блестящего сыскного бега.

Таможенные чиновники дремали. До прихода заграничного поезда оставалось еще около трех часов.

— Что вам угодно? — удивленно спросил один из чиновников, когда носильщик положил на «прилавок» наши чемоданы.

— Мне угодно, чтобы вы лучше исполняли свои обя­занности, потому что благодаря вашему ротозейству беспокоят меня! — отчеканил Путилин.

Чиновник вытаращил глаза.

— Виноват-с, о чем вы говорите? Кто вы такой?

Путилин расстегнул пальто.

Он был в форменном вице-мундире, со звездой и лентой через плечо.

— Ваше превосходительство, — пролепетал смущенно чиновник.

— Я знаю без вас, что я «ваше превосходительство», а вот вы потрудитесь сказать мне: как вы осматриваете вещи пассажиров, прибывающих из-за границы?

— Простите, ваше превосходительство, я не знаю... не понимаю, о чем вы изволите говорить...

Путилин раздраженно бросил:

— Ваш начальник, старший, здесь?

— Здесь.

— Так позовите его сюда. Скажите, что по предложению графа Л.-М. прибыл начальник Санкт-Петербургской сыскной полиции Путилин.

Удивительно было обаяние этого имени! Лишь только «Путилин» прозвучало в этом зале, пропахшем запахом чернил, сургуча, табака, плесени, — как все забегали, засуетились.

Через несколько минут мы находились в кабинете старшего таможенного чиновника.

— Ваше превосходительство, я так счастлив приветствовать вас, — начал начальник, пододвигая Путилину кресло.

— Благодарю вас, — сухо промолвил мой гениальный друг. — Скажите, пожалуйста, каким это путем через нашу границу систематически провозятся бриллианты за­граничные и иные драгоценности на огромные суммы без оплаты пошлины, без штрафа?

Начальник побледнел.

— Как? Возможно ли? — пролепетал он.

— Стало быть «возможно», раз я приехал сюда. И скажите еще: для чего вы поставлены на эту ответственную должность, если я, обремененный по горло делами, должен... ревизовать вас, находить контрабандистов?.. Или вы, голубчик, полагаете, что для меня это является удовольствием, почетной командировкой?

Начальник обрел дар слова.

— Уверяю вас, ваше превосходительство, что у нас самым тщательным образом осматривается багаж пассажиров... Никаких умышленных послаблений не может случиться. Если же случайно кому-либо удалось провести бдитель­ность наших досмотрщиков, отнесите это не к нерадению их, а к дьявольской ловкости и хитрости провозящих.

— Так не надо давать зевков, государь мой! — усмехнулся Путилин.

И посмотрел на часы.

— Через час должен прийти заграничный поезд?

— Да-с, ваше превосходительство.

— Велите, чтобы все удалились из зала таможенного осмотра. Я на некоторое время желаю остаться в нем один, только один.

— Слушаю-с...

Путилин бросил мне:

— Возьми свой чемодан, доктор, а то он затеряется в массе осматриваемого багажа...

— Затем, господин начальник, я вас попрошу сделать распоряжения такого рода: во-первых, отправление поезда задержите на десять—пятнадцать минут впредь до моего разрешения пустить его через границу; во-вторых, около дверей таможенного осмотра потрудитесь поставить караул. Пассажиры должны впускаться со своим багажом поодиночке. Поняли?

— Как нельзя лучше, ваше превосходительство.

— Весь поезд должен находиться под усиленным надзором жандармов. Прошу вас.

Я притащил мой чемодан в комнату начальника таможенного досмотра, ломая голову над разрешением во­проса: что задумал сотворить мой великий друг?

Путилин скрылся куда-то.

Прошло с полчаса, не менее.

— Доктор, иди за мной! — услышал я знакомый, власт­ный голос.

Это был Иван Дмитриевич. Я молча последовал за ним.

— Куда это ты ведешь меня, Иван Дмитриевич? — шутливо спросил я, заинтригованный до последней степени.

— В таможенное отделение вокзала, откуда ты только что взял свой чемодан, — невозмутимо спокойно ответил Путилин.

Мы вошли в этот зал.

— Садись, доктор. Еще есть время. До прибытия поезда остается четверть часа.