Максим Чертанов - Дюма

В мае Мари получила право жить отдельно от мужа, покинула монастырь, сняла квартиру; ее отец сразу уехал в Неаполь: дали денег на «Независимую». Помогла Летиция де Солмс, племянница императора: ее любовником был итальянский политик Урбано Ратацци, обожавший книги Дюма и теперь ставший премьер-министром. «Независимая» опять бранила Кавура и призывала вернуть Гарибальди. А тот в июне явился в Палермо и призвал своих сторонников идти на Рим, собрал три тысячи человек, высадился на материк, войска Виктора Эммануила его разбили. Он вернулся на Капреру, потом уехал в Англию; он был ранен, и «Независимая» была единственной газетой, ежедневно сообщавшей новости о его здоровье. Она также снова взялась за каморру: Дюма бывал в городской тюрьме, писал о беспределе, какой там творят мафиози, копии статей на французском языке отсылал в только что основанную в Париже Полидором Мийо «Газетку». Ему вновь угрожали, слуги были ненадежны, он описал это в статье «История ящерицы»; его новый секретарь Адольф Гужон это подтверждал. Опять уезжать? Но в октябре 1862 года полиция, уставшая от каморры, на нее «наехала», Де Крешенцо и еще 300 мафиози посадили. Дюма начал писать по наброскам, сделанным Шервилем, роман «Парижане и провинциалы» — историю дружбы двух непохожих людей, не придумал, куда ее повернуть, вставлял рассказы о том, что ему интересно: заговоры карбонариев, Уругвай; бросил. Сообщал Полю Даллозу, владельцу газеты «Всемирный вестник», что будет писать «огромный роман» о Генрихе IV, но даже не начал, пришлось мчаться в Париж — «Монте-Кристо» совсем зачах без хозяина. Спасти не удалось, 10 октября вышел последний номер. «Волонтер 92 года» оборвался на том, как Брессон после бегства и поимки короля стал свидетелем резни на Марсовом поле, оборвался прямо посреди диалога героя с Сен-Жюстом: пусть читатели помучаются. Возможно, Дюма при всей своей нелюбви писать «в стол» все же завершил бы роман, но как раз в октябре 1862 года он увлекся другим делом.

Он получил письмо из Лондона от князя Георга Кастриоти Скандерберга, потомка знаменитого полководца XIV века: «Вы можете сделать для Афин и Константинополя то, что сделали для Палермо и Неаполя. Выдвинувшийся вперед часовой возрождающихся народов, Вы удвоите Ваши силы в день, когда начнется последняя битва христианства против Корана. Национальная реформа, во главе которой не стоит гений, подобный Вам, чтобы направлять помыслы толпы, подобна локомотиву, пущенному без машиниста». Речь шла о борьбе албанцев и греков против Османской империи; автор письма предлагал Дюма вступить в «международный комитет по освобождению». Дюма отвечал, что польщен, Скандерберг просил его поговорить с Ратацци: пусть Италия разрешит устроить на своей территории склады боеприпасов. «Передайте, что король Италии может возвести свою доблестную династию на трон Греции, как Дюма и Гарибальди возвели его на трон Бурбонов». Также в письме содержалась робкая просьба о деньгах. Дюма ответил, что никакого влияния на Ратацци и короля не имеет и денег у него нет, но переписку не прекратил. Зимой он обложился книгами об Албании и написал на итальянском повесть «Али-паша»: он уже не раз мимоходом писал об Али-паше Янинском («отце» Гайдэ из романа «Монте-Кристо»); этот человек, друг Байрона, раньше Дюма нравился. Но против документов не пойдешь: оказался «сатрапом». Ранний Дюма мог в беллетристике отступить от исторической истины, поздний — ни за что. Количество отрубленных голов в «Али-паше» переходит все пределы разумного — но что делать, если это правда?

Скандерберг просил о встрече, Дюма послал в Лондон сотрудника «Независимой», тот доложил, что восстание намечено на лето 1863 года, нужно 10 тысяч франков, если Дюма их достанет, то будет назначен «суперинтендантом военных складов христианской армии Востока». Он ответил, что хочет быть не суперинтендантом, а военным корреспондентом, поручил сыну узнать цены на оружие, спрашивал Скандерберга, сойдет ли «Эмма» в качестве военного судна. Он расспрашивал людей в Неаполе, можно ли устроить склад оружия, начальнику полиции Спавенте донесли, тот навел справки и сообщил Дюма, что Скандерберг — итальянский мошенник (есть разные версии о том, кто был этот тип; в 1872 году к Дюма-сыну приходил некто, назвавший себя Скандербергом, рассказывал о «дружбе» с его отцом и просил денег). То был уже третий уголовник, на чью удочку попался Дюма… «Али-паша» остался недописанным, а «Эмме» нашлось благое применение: Дюма сдал ее капитану Маньяну для экспедиции по реке Нигер.

Под Новый год Ратацци сменил Карло Фарини — кавурист, ненавидевший Гарибальди, Дюма готовился к потере субсидии, ездил в Париж, пытался уговорить знакомых вложиться в ресторан в Неаполе или учредить газету во Франции, но уже в марте 1863 года премьером стал Марко Мингетти, которого он очень ценил и надеялся на взаимность. «Независимая» сохранила финансирование и всю весну занималась вопросом о смертной казни: шел громкий процесс об убийстве, писатель Антони Раньери ратовал за казнь, Дюма с ним спорил: «…необходимая спутница цивилизации — отмена смертной казни, к которой человечество обязано прийти». (Обвиняемых осудили, но не казнили.) Дома — выборы, 31 мая и 14 июня, все не так гладко, как прежде: Луи Наполеон решил завоевать Мексику, никто не понимал, зачем это нужно, и воевал он плохо — армию разъела коррупция, генералы использовали солдат для строительства дач. «Вбросы» были неслыханные, бесстыдные, округа в очередной раз перекроили так, что число депутатов от Парижа было не больше, чем от какой-нибудь деревни, но среди 283 депутатов все же оказалось 17 оппозиционеров-республиканцев и 15 сторонников Орлеанских. Париж, который в 1857 году выбрал пять правительственных кандидатов (из десяти), теперь не выбрал ни одного. Избран был и непотопляемый Тьер: он начал вновь говорить о свободе печати, о полицейском произволе… Жди беды!

На Дюма все происходящее на родине, видимо, наводило такую тоску, что он даже не стал продолжать «Волонтера 92 года», хотя Леви был согласен его издать; вместо этого отдал Леви написанный графиней Даш по третьему тому «Савойского дома» роман «Царица сладострастия», сам принялся за леди Гамильтон. Начал с пустячка: в 1815 году были изданы мемуары Гамильтон, он по ним (возможно, с участием Даш) написал на итальянском языке роман «Эмма Лайон, или Признания фаворитки»: печатался в «Независимой» с 28 сентября 1863-го по 14 июля 1864 года, а на французском языке — в газете «Будущее нации» в 1865 году. Начинается роман от лица девицы: «Я была красива, вот и все. И могла полагаться только на свою красоту в тех случаях, когда другие уповают на образование и воспитание, на состояние или благородное происхождение. Одарив меня лишь одним, Господь в благости своей был столь щедр, полагала я, чтобы возместить мне отсутствие всего прочего» — но чем дальше, тем больше автор вкладывал в голову глупенькой Эммы свои мысли: «Воззвание короля было не чем иным, как призывом к разбою, а склонность к такому занятию — это ведь, так сказать, национальная черта обитателей Абруцци и Терра ди Лаворо». В романе довольно откровенно описывалась лесбийская связь Эммы с королевой Каролиной, так что раскупали «Независимую» охотно. Вскоре Дюма начал писать о том же самом «настоящий», фундаментальный роман «Сан-Феличе» (печатался в «Прессе» с 15 декабря 1863-го по 3 марта 1865 года). Возможно, думал, что это его последняя крупная работа: отнесся к ней ответственно, как в молодости, сказал сыну, что перечитывал и правил текст, чего давно не делал. «Эту книгу я считаю серьезной, — писал он критику Арсену Уссе, — в ней показана целая эпоха, показаны все — от короля до разбойника, от кардинала до простого монаха. И над всем этим простирает крыла республиканская Франция, прекрасная, честная…»