Антонина Пирожкова - Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем

А. М. Горький о Бабеле: «Это — человек очень крупного и красочного таланта и человек строгих требований к себе самому… Бабель — большая надежда русской литературы». Горький говорил еще, что Бабель «туго и надолго заряжен». Уже одно это подтверждает то, что Бабель не писать не мог.

Многое из того, что было написано, в то время нельзя было опубликовать из-за цензуры. Бабель не мог быть неправдивым, когда писал о нашей жизни, а это не пропускалось. С каждым годом цензура становилась всё строже, а возможно, даже то, что Бабель издал в двадцатых годах, не прошло бы в тридцатых.

Таким образом, большинство его рассказов хранилось дома в папках, а для заработка он брал работы для кино. Занимался и переводами с идиш Шолом-Алейхема, Давида Бергельсона и других. И вот, когда он задумал, по его собственным словам, нанести свой второй удар (первым он считал появление в печати «Конармии») — осенью 1939 года должна была выйти книга «Новые рассказы», — в мае его арестовали, не дав закончить уже почти готовый труд.

Рукописи исчезли, а Бабеля расстреляли. Такому варварству и такой жестокости нет прощения, и сколько бы времени ни прошло, этого невозможно забыть.

Бабель погиб в самом расцвете своих творческих сил. Сколько прекрасных произведений он мог бы еще создать! Для этого все было подготовлено, собран необходимый материал. Мне нестерпимо больно сознавать, что расстрелян был не только мой муж, но и выдающийся писатель и очаровательный человек.

Франция, 1991 год

Среди работавших у меня исследователей творчества Бабеля была француженка Доменик Ватье. В 1990 году Доменик, вернувшись в Париж, подала идею об издании дневника Бабеля на французском языке сотруднице парижского издательства «Балло» Катрин Терье. Обсудив эту идею со своим начальством, Катрин тотчас решилась ехать в Москву для переговоров со мной. Эта отчаянная женщина появилась у меня дома на девятом месяце беременности — с большим животом и в протертых на коленях джинсах, в Париже такие джинсы были в моде. И я дала согласие на издание дневника Бабеля в издательстве «Балло». К осени 1991 года книжка вышла, и издательство пригласило меня с дочерью приехать в Париж.

В Париж мы прилетели 17 сентября 1991 года вечером. В аэропорту встречали нас Катрин Терье, Доменик Ватье и главный редактор издательства «Балло» месье Партуш — симпатичный, с добрым лицом, всегда улыбающийся мужчина с длинными седыми волосами.

Поселились мы в гостинице XV века в центре Парижа в небольшом номере с окнами, выходящими на узкую улицу Грегуар де Груа. Напротив наших окон располагался жилой дом с мансардами под самой крышей. Утром следующего дня мы с Лидой направились в издательство «Балло», где познакомились со всем штатом сотрудников, главным образом с девушками, работавшими над изданием «Дневника Бабеля 1920 года». Внутренний дворик издательства был очарователен. По стенам расставлены цветы в квадратных и продолговатых ящиках, а пол выложен крупным камнем. Правда, ходить по этим камням на высоких каблуках было очень трудно, и Лида на следующий день купила мне удобные черные замшевые туфли. Утром у нас были назначены встречи с двумя журналистами. Первый, Эжен Маннони, уже опубликовал статью о дневнике в журнале «Экспресс» и теперь хотел взять у меня интервью. Вопросы касались гибели Бабеля, того, как был найден его дневник и как я работала над ними. Сразу же после этого интервью появился журналист Мэтьон Линдон из газеты «Либерасьон», который задал примерно такие же вопросы. И уже на следующее утро в газете появились интервью со мной.

На следующий день — снова интервью. Первым был симпатичный парень из очень влиятельного в Париже католического журнала. Я боялась вопросов о религии, но их и не было. После католика пришла молодая девушка из еврейского журнала. А поздно вечером предстояла еще дальняя поездка в другой еврейский журнал.

Назавтра была телевизионная запись. Сначала вопросы-ответы, потом нас с Лидой попросили пройтись по мосту, постоять у перил и посидеть на скамье, разговаривая друг с другом. Я не очень люблю телевидение и в Москве отвергала все просьбы. Но тут делать было нечего, надо отрабатывать бесплатную гостиницу, чудные завтраки и вообще хорошее отношение к нам всех сотрудников издательства.

Следующий день, 21 сентября, по расписанию должен был быть свободным, но газета «Монд» захотела тоже сделать материал, и в четыре часа дня в гостиницу пришла журналистка Николь Занд и месье Партуш с сотрудницей из издательства. Николь Занд вела литературный раздел в «Монд». И когда-то была женой главного редактора этой газеты.

Итак, в печати появилось несколько интервью со мной, и книги Бабеля — и русский двухтомник, который здесь стоил 300 франков, и французские переводы, и недавно вышедший «Дневник» — стали продаваться более активно. Так нам говорили в книжных магазинах, куда мы заходили с Катрин. По словам издательства «Балло», «Дневник» продавался хорошо — они были довольны.

Конечно, не все время моего пребывания в Париже было посвящено встречам с журналистами и издателями. Мне удалось довольно подробно посмотреть город. Поразила невиданной красоты часовня Сент-Шапель — построенная в XIII веке жемчужина европейской готики. Рассматривая скульптуры и витражи в часовне, я думала о том, что здесь бывал и Людовик Святой, да и все Людовики, Мария-Антуанетта. И мне становилось грустно, что нет ничего вечного, что все проходит.

Нам позвонил Пьер, давнишний друг Наташи Бабель; оказалось, что Наташа попросила его нас опекать. Пьер заехал за нами на машине и спросил, куда мы хотели бы поехать. Я назвала Булонский лес. Лес оказался довольно большим, но он был весь изрезан асфальтовыми дорожками. Вдоль дорожек стояло множество машин, а их владельцы либо гуляли по лесу, либо тут же на траве отдыхали, пили оранжад и другие напитки. После прогулки мы заехали к Пьеру в его рабочее ателье. Он — режиссер, делает научные фильмы на медицинские темы. Три марша крутой и витой лестницы вели в ателье, где на стенах висели увеличенные в пять тысяч раз фотографии тромбов и на столах расставлена масса приборов.

Между тем наша рабочая жизнь продолжалась, и 24 сентября сотрудники издательства «Балло» повезли нас в Дом радио — большое здание с красивым круглым двором. Я волновалась, потому что как раз в это время внук Андрей находился в воздухе — летел в Америку, где он должен был остановиться у Наташи Бабель. Несмотря на мое волнение, интервью прошло благополучно — журналисты остались довольны. Забавно, что на радио меня поначалу приняли за Людмилу Петрушевскую.