Владимир Джунковский - Воспоминания.Том 1

Принц и его адъютант были в статском, почему тюремное начальство и не подозревало, кто это. Мы обошли почти всю тюрьму, обратив главное внимание на каторжное отделение вообще и на бессрочно-каторжных в частности. Я давал объяснения принцу на немецком языке, его интересовали все малейшие детали. Большое впечатление произвело на него, как каторжане стройно и бодро отвечали на мое приветствие. Я провел его в мастерские, где он дольше всего задержался в художественной мастерской, где большей частью работали политические каторжане, и среди коих в то время был профессор Минор из Варшавы, впоследствии, во времена Керенского он был городским головой. Ему принц сказал несколько слов на английском языке. Я сознавал, что посещением бессрочных каторжан я поступаю несколько рискованно, но такими смелыми приемами и посещениями я всегда считал, что возбуждаю в каторжанах доверие. Думаю, что в этом предположении я не ошибался. Принц очень остался доволен и не знал, как выразить всю свою признательность. Уезжая из тюрьмы, я открыл его инкогнито и представил ему все тюремное начальство уже как принцу.

Вскоре после этого я получил от министра юстиции письмо, в коем он выражал удовольствие, что при посещении тюрьмы принцем Баварским все обошлось благополучно, заметив все же, что такие рискованные предприятия с иностранцами не могут быть признаны желательными.

Днем 1 октября в Москве состоялось торжественное открытие памятника доктору Ф. П. Гаазу, вся жизнь и деятельность которого были посвящены облегчению участи страждущих, больных, нуждавшихся и заключенных в тюрьмах. Будучи в сороковых годах прошлого столетия директором Московского попечительного о тюрьмах комитета, доктор Гааз много способствовал улучшению в тюрьмах положения арестантов, и главным образом пересыльных, помогая также и семьям заключенных. Он основал в Москве Гаазскую больницу, названную впоследствии больницей императора Александра III. Все свои заработки от частной практики, все свое жалованье, все это он тратил на помощь ближнему и арестантам, сам отказывая себе во всем, и когда он умер — его, за отсутствием средств, хоронила полиция. Это был замечательный человек, редкой гуманности. Москва почтила его добрую незабвенную память открытием памятника, сооруженного в сквере той самой больницы, которая им была основана и где больные при его жизни окружаемы были его теплой лаской и заботой.

Торжество началось панихидой на Введенских горах, на могиле доктора Гааза, а затем состоялось и открытие памятника, в сквере больницы. Инициатором торжества и душой его был главный врач Александровской (Гаазской) больницы С. В. Пучков, благодаря энергии и заботам коего удалось соорудить достойный памяти Гааза памятник.

Ровно в 2 часа перед закрытым пеленой памятником преосвященным Анастасием отслужен был молебен, за которым пели два хора — арестантский и детский, последний ввиду особой любви Гааза также и к детям. При трогательном пении арестантами "Вечной памяти" пелена была сдернута, и взорам присутствовавших представился на пьедестале бюст "святого доктора", как называли Гааза все те, кто пользовался его добротой и заботой.

На памятнике выделялась надпись: "Ф. П. Гааз. 1780–1853. Спешите делать добро" — девиз, который он свято исполнял всю свою жизнь. На торжестве, кроме чинов администрации и представителей города, присутствовали лица судебного мира, врачи и многочисленные депутации от благотворительных учреждений, больниц, а также и арестантов московских тюрем и Рукавишниковского исправительного приюта. По открытии памятника депутациями возложено было до пятидесяти венков, среди них выделялся крест из белых цветов от великой княгини Елизаветы Федоровны и венок от старинной дворянской семьи с надписью "От семьи Самариных". Депутация от арестантов, присутствовавших на открытии памятника, с моего разрешения возложила также венок с соответствующей надписью.

После окончания этого торжества перешли в здание больницы, где под моим председательством состоялось торжественное собрание, посвященное памяти Гааза. Открыв заседание, я сказал несколько слов, посвященных незабвенной славной памяти доктора Ф. П. Гааза — этого яркого луча любви и добра. Много речей было произнесено, много прочитано было рефератов, посвященных памяти знаменитого филантропа, и, что было особенно отрадно, ни одной тенденциозной, перемешанной политикой речи не было. Торжество, соответствовавшее по своей скромности и искренности характеру Гааза, прошло трогательно и единодушно.

2 октября состоялось чрезвычайное губернское дворянское собрание. Когда все дворяне были в сборе, то, согласно обычаю, старейшие из дворян член Государственного Совета В. К. Шлиппе и депутат Коломенского уезда старик Тиханов прибыли ко мне доложить, что дворяне собрались, и я поехал в собрание, чтоб его открыть. Эта честь выпала на мою долю первый раз, так как это было первое дворянское собрание после ухода Гершельмана и незамещения должности генерал-губернатора.

На этом собрании был подвергнут резкой критике правительственный законопроект о предположенной реформе уездного управления, в которой роль уездного предводителя дворянства была значительно умалена. Ф. Д. Самарин находил, что лишение предводителей некоторых функций может подорвать их престиж и доверие к ним со стороны населения, которое в этом акте усмотрит умаление их значения и лишение предводителей доверия верховной власти. Большинство присоединилось к мнению Самарина, и собрание вынесло постановление: представить на благоусмотрение высшего правительства высказанные соображения.

4 октября я ездил в Клинский уезд в Подсолнечное по приглашению княгини М. А. Львовой на открытие рукодельной мастерской, устроенной ею для обучения рукоделию местных крестьянок. Торжество было совсем скромное, носило чисто семейный характер, приглашенных было всего несколько человек, но зато много было крестьян изо всех окрестных сел и деревень.

На другой день был день тезоименитства наследника цесаревича — к этому дню я приурочил открытие и освящение нового, только что отстроенного народного дома. Открытие это весьма волновало — это был первый дом, выстроенный Попечительством о народной трезвости; до того времени все народные дома находились в нанятых помещениях. Открытие было назначено мной в 5 часов дня, так как все утро у меня было распределено по часам. К 9 часам утра я проехал на автомобиле в Останкино, где отряд конной стражи праздновал свой храмовый праздник. Выслушав молебен, произведя смотр отряду конной стражи, поздравив их с праздником, я вернулся в Москву, проехав прямо в Успенский собор на торжественное молебствие, а в 12 с половиной часов был уже в Манеже на параде московской городской полиции по случаю ее храмового праздника, откуда к 2 часам прибыл в село Всехсвятское на открытие и освящение вновь устроенной гимназии для совместного обучения детей обоего пола. В гимназии под моим председательством состоялся акт, перед началом которого я вручил директору гимназии большой портрет наследника цесаревича в память того, что открытие гимназии состоялось как раз в день его тезоименитства.