Владимир Джунковский - Воспоминания.Том 1

В Наухгейме я пробыл до 15 августа, так как получил известие о предполагаемом 26 августа высочайшем проезде через Москву и Московскую губернию по пути в Крым. Я решил поэтому прервать свой отпуск и вернуться в Москву. Перед отъездом из-за границы я заехал еще к принцессе Виктории Баттенбергской, старшей сестре великой княгини Елизаветы Федоровны. Она жила в то время в своем небольшом имении недалеко от Дармштадта и приглашала меня заехать к ней, когда я буду в Наухгейме. Мне хотелось воспользоваться ее приглашением, так как я ее глубоко почитал, это была выдающаяся по уму и уравновешенности женщина.

Прелестное небольшое имение принцессы Баттенбергской, вернее, дача с небольшим количеством земли, расположено было среди соснового леса в нескольких верстах от маленького полустанка по дороге в Дармштадт. Скромный по размерам и убранству дом напоминал усадьбу мелкого помещика. Принцесса жила со своими детьми совершенно просто, никакого двора при ней не было, она сама занималась хозяйством, входя во все детали, была радушной, гостеприимной и симпатичной хозяйкой. Как умная женщина и любящая мать, она отлично воспитывала своих детей, обожала своего достойного мужа, это была образцовая семья. Под гостеприимным кровом принцессы я пробыл три дня, которые были для меня после лечения настоящим отдыхом среди чудного соснового леса, в уютной, радушной, семейной и скромной обстановке. Принца не было, он был на морских маневрах в Англии, где он числился адмиралом флота. Эти три дня прошли для меня очень быстро и незаметно, и я с большим сожалением покинул гостеприимный дом принцессы, чтоб вернуться в Москву.

По дороге я остановился в Берлине, чтоб посмотреть прилет Цеппелина на его воздушном корабле из Фридрихсгафена, назначенный как раз на другой день моего приезда в Берлин. Когда я ехал в вагоне, то слышал только одни разговоры. Один немец, очень солидный, почти со слезами на глазах говорил, что день, когда он увидел летающего Цеппелина, был лучшим днем его жизни, что он видел это чудо и может умереть спокойно. Другой с гордостью рассказывал, как Цеппелин устоял во время урагана.

В Берлине мне удалось с большим трудом найти себе комнату, все было переполнено, со всех углов Германии съехалась масса народа, чтоб принять участие в национальном празднике, каковым немцы считали прилет Цеппелина из Фридрихсгафена в Берлин. Когда я вышел на улицу в назначенный для прилета день, то вся Фридрихштрассе была настолько запружена народом, что с трудом можно было двигаться. По всем улицам по направлению к Темпельгофскому полю, где Цеппелин должен был спуститься, текли десятки, сотни тысяч народа, все стремились к полю. Но порядок был изумительный — на перекрестках улиц толпа, как один человек, по мановению руки полицейского останавливалась, чтоб пропустить экипажи и автобусы, а затем, по такому же мановению, стройно двигалась дальше. На Темпельгофском поле устроены были трибуны. Я занял свое место. Но увы, не суждено мне было увидеть Цеппелина. Между тем трибуны все были переполнены народом, который занимал и огороженное пространство на поле. Невдалеке была устроена императорская ложа, в которой Kaiser {Кайзер (нем.)} со всеми герцогами и принцами и блестящей свитой ожидал появления Цеппелина, чтоб приветствовать великого старца — победителя воздуха.

Но вот наступило время, когда Цеппелин должен был бы уже появиться, немецкая публика, привыкшая к аккуратности, стала выказывать беспокойство, нервничать. В конце концов получено было известие, что Цеппелин, вследствие сильного встречного ветра, должен был остановиться в Нюренберге и может прилететь в Берлин только на следующий день. Как мне рассказывали потом, император Вильгельм, узнав о задержке Цеппелина близ Нюренберга, командировал в Биттерфельд к Цеппелину кронпринца, чтоб переговорить с ним и решить, когда он может прибыть в Берлин. Вечером был получен ответ от кронпринца, что Цеппелин ждет приказания императора. Император решил, что в 12 с половиной часов дня он будет его ждать на Темпельгоферфельде. Цеппелин ответил, что в 12 с половиной часов, согласно приказания Кайзера, он будет в Берлине. И ровно в 12 с половиной часов Цеппелин был в Берлине.

Мне так и не удалось увидеть это торжество. Я должен был спешить в Москву, билет уже был взят, и я выехал накануне прилета Цеппелина, оставив свой билет на трибуны А. А. Корнилову, который должен был приехать в Берлин на другой день утром. По его рассказам, впечатление от полета Цеппелина было удивительное, картина, которую он наблюдал на Темпельгоферфельде, была не поддающаяся описанию, восторг миллионной толпы превзошел всякие ожидания.

В Москве по моем приезде я сразу окунулся в служебные дела, так как до высочайшего проезда оставалось всего четыре дня, в течение коих предстояло еще много поработать по принятию мер охраны в районе Московской губернии во время высочайшего проезда, который и состоялся 26 августа.

Покончив со всеми необходимыми распоряжениями, я выехал в Клин для встречи императорского поезда и сопровождения его в пределах губернии. Великая княгиня Елизавета Федоровна выехала также в Клин и сопровождала их величества до станции Чернь Московско-Курской ж. д.

Между Клином и Москвой я удостоился представиться Государю и подать всеподданнейший рапорт о состоянии Московской губернии. Во всеподданнейшем рапорте всегда докладывалось о том, что в губернии все обстоит благополучно (если же случалось какое-нибудь происшествие, то, конечно, докладывалось о нем); к рапорту следовали два приложения: краткий статистический обзор губернии и 10-верстная карта, подклеенная на шелку и сложенная по размеру писчего листа бумаги. Все это вкладывалось в конверт из плотной бумаги листового формата, который и подавался Государю незаклеенным.

В Москву императорский поезд прибыл в час дня и остановился у императорского павильона соединительной ветки. На платформе выстроен был почетный караул, находились начальствующие лица, митрополит Владимир, городская дума, представители всех сословий и 17 волостных старшин во главе с земскими начальниками Московского уезда и непременным членом. Приняв рапорты и обойдя караул, Государь подошел под благословение к митрополиту и затем, обойдя присутствовавших военных, направился к депутациям.

Первыми были дворяне, поднесшие хлеб-соль на деревянном резном блюде с надписью: "Самодержцу Всероссийскому — московское дворянство". […] Государь очень долго говорил с Рихтером, расспрашивая о положении в деревне. Обойдя депутации от купеческого, биржевого, мещанского и ремесленного обществ, Государь подошел к депутации от крестьян в лице 17 волостных старшин с земскими начальниками и непременным членом H. H. Полянским во главе. Волостной старшина Троицкой волости Михеев поднес хлеб-соль, […] Поговорив с крестьянами, Государь предложил нам подойти к вагону, в окне которого стоял наследник-цесаревич, окруженный августейшими своими сестрами, и Государыня императрица. Вскоре после этого поезд отошел, унося с собой царскую семью в Ливадию.