Святослав Рыбас - Василий Шульгин: судьба русского националиста

Финал же звучит вообще чуть ли не как признание национального поражения.

«Заканчивая эту книгу, я хочу резюмировать ее как можно короче. Делаю это в той форме, которая диктуется поставленным С. Литовцевым вопросом:

— Что вам в нас не нравится?

Отвечаю:

— Хотя мы сами злы, как демоны, и слабы, как дети, но нравятся нам Сила и Добро. Мы и друг друга ненавидим именно за то, что во всех нас — бессильное зло.

Вы — уже сильны; научитесь быть добрыми, и вы нам понравитесь…»[501]

На этом книга заканчивается, дальше следуют приложения.

Если говорить серьезно, то финальное заключение — признак авторской слабости и даже некоей растерянности. Почему «демоны»? Почему «слабы, как дети»?

Видимо, он догадывался, что у книги нет внятной концовки. Ее и не могло быть без обращения к тогдашнему советскому опыту. А тот опыт возрождения страны, отраженный в «Трех столицах», был Шульгину в полном объеме недоступен и к тому же помешал бы замыслу. Вот и вышло такое облегченное умозаключение.

Показательно, что в России «Три столицы» были изданы один раз Национально-республиканской партией (сейчас ее нет), причем редакторы сочли необходимым прибавить к шульгинским приложениям еще и свои. Одно из них — фрагменты статьи И. К. Бикермана «Россия и русское еврейство» из сборника «Россия и евреи», вышедшего в Берлине в 1923 году и переизданного в 1978 году в Париже «Отечественным объединением русских евреев за границей». Авторы И. М. Бикерман, Г. А. Ландау, И. О. Левин, Д. О. Линский, В. С. Мандель, Д. С. Пасманик.

«Тяжко страдает Россия, болеет великими болями и русское еврейство. Полны уродства и взаимоотношения между ними…

Итак, верно ли, что евреи несут ответственность за крушение русской державы и, следовательно, за бедствия, испытываемые русским народом?.. Ответ на вопрос, кто по преимуществу несет ответственность за развал российского государства, в точном смысле слова беспримерный в летописях человечества, зависит, вообще говоря, от того, к какому моменту времени относят само событие. Может ведь легко случиться, что возможный виновник в одном случае может доказать свое alibi в другом. Итак, 27 февраля или 25 октября оборвана была историческая нить, ткавшаяся целое тысячелетие? Большевистская или добольшевистская революция ниспровергла державу русскую? Кто в еврее видит главного виновника русской беды, тот решает тем самым вопрос в пользу октября, для того большевики — губители России; ибо только через большевиков добираются до еврея, только слишком бросающееся в глаза участие евреев в большевистском бесновании приковывает к нам взор русского человека и взоры всего мира. Но такое понимание происшедшего идет вразрез с явным смыслом событий, очевидцами которых мы все были. Не большевики погубили Россию, а явились сами следствием ее погибели. Они устроились в развалинах ее, как всегда находят приют среди развалин бродяги, воры, грабители и убийцы.

Февральский переворот был необходимым условием большевистского властвования, но также достаточным условием развала государства и порабощения страны и народа. Большевизм ли, смута ли старомосковского образца, разиновщина ли, чужеземное ли господство, но Россия обречена была на хождение по мукам уже в ту роковую минуту, когда гг. Родзянко и Милюков вышли на крыльцо Государственной думы, чтобы приветствовать взбунтовавшуюся солдатчину. Вслушайтесь внимательно в речи этих главных дирижеров панского бунта, и вы услышите, что они уже тогда не знали, что и как им делать, как совместить им „войну до конца“, ради чего бунт поднят был, с фактически наступившим уже концом не только войны, но и государства. И все дальнейшее действительно представляет собой сплошной процесс развала, нисхождения, разворачивания пружин и разрыва связей, совокупность которых образует общественный союз. Ни одного признака восхождения, сосредоточения сил! Вплоть до той осенней ночи, когда для защиты революции и революционного правительства, осажденного в Зимнем дворце, оказалась сила в десяток юнкеров и еще столь же воительниц из женского отряда, а размыканная, по клочьям растасканная власть, не будучи в силах и этой армией управлять, отдала себя и отдала страну на гнев и на милость ошалевших матросов и вихрем взметенных отбросов столицы.

Эту революцию, разлагающую и только разлагающую, долго и планомерно готовили объединенными усилиями „лучшие люди“ страны: избранники ее, даже избранные среди избранных… В этом отсеянном, отборном составе не нашлось и двадцати человек, достаточно зрячих и достаточно мужественных, чтобы стать поперек со дня на день нараставшему бунту, тут именно и имевшему свое главное гнездо. Даже из небольшой горсточки крайних правых, не вошедших в печальной памяти блок, всеми средствами добивавшийся власти, некоторые и словом и делом участвовали в подрыве власти существующей, что при тех условиях было равносильно подрыву основ государства…

Князь Львов был прав — и это единственное, в чем он прав был, — когда еще в самом начале смуты с гордостью заявил, что русская революция — национальная… Нам достаточно напомнить, что людей, взявшихся в роковые дни истории руководить судьбами народов, судят не по их намерениям, а только по последствиям их усилий и что в данном случае к гибельным последствиям, к крушению государства российского, привели усилия русских, коренных русских людей, а отнюдь не евреев, не инородцев вообще…

Но истину, что Россию убила революция февральская, а не октябрьская, важно запомнить также еврею, каждому еврею, не воображающему, что нам море по колени, что среди крушения царств и гибели народов мы можем оставаться спокойны, раз владеем магической формулой, из вечной нашей обвиняемости выводящей вечную нашу невиновность. Действительно, отвести сложившийся на наших глазах, при полном свете истории, навет, будто евреи разрушили одно из величайших государств в мире, возможно, только опираясь на правдивое изображение того, что в данном случае было, на правду о российской катастрофе…

Дело не так обстоит, что была смута, гибли евреи и неевреи, а евреев истребляли и левые, и правые… Нужно еще прибавить, что евреи были не только объектом воздействия во время этой тяжкой смуты. Они также действовали, даже чрезмерно действовали. Еврей вооружал и беспримерной жестокостью удерживал вместе красные полки, огнем и мечом защищавшие „завоевания революции“; по приказу этого же еврея тысячи русских людей, старики, женщины, бросались в тюрьмы, чтобы залогом их жизни заставить русских офицеров стрелять в своих братьев и отдавать честь и жизнь свою за злейших своих врагов. Одним росчерком пера другой еврей истребил целый род, предав казни всех находившихся на месте, в Петрограде, представителей дома Романовых, отнюдь не различая даже причастных к политике и к ней непричастных. Пробираясь тайком с опасностью для жизни по железной дороге на юг, к Белой армии, русский офицер мог видеть, как на станциях северо-западных губерний по команде евреев-большевиков вытаскивались из вагонов чаще всего русские люди: евреи оставлялись, потому что сумели приспособиться к диким правилам большевиков о передвижении; русский офицер не мог этого не видеть, потому что это бросалось в глаза и евреям, которые мне об этом с горечью и с ужасом рассказывали…