Александр Воронель - Запад изнутри

   Но в США, где протестанты систематически читают Биб­лию сами, и толкование остается в руках верующих, миллионы христиан ожидают от Израиля осущес­твления долгожданных пророчеств и ищут подтверждения этому в ежедневных сообщениях газет. Президент Клинтон в своей речи в Израиле несколько лет назад упомянул характерный эпи­зод. Обращаясь к своим избирателям, он однажды по памя­ти процитировал библейскую клятву: "Если я забуду тебя, Иерусалим, пусть отсохнет моя правая рука!...". После митин­га один священник обратил его внимание на ошибки допу­щенные им в цитировании: "Однако, - сказал он от имени избирателей - эти ошибки мы вам простим. Но вот, если вы в самом деле забудете о Иерусалиме..."

   Православная церковь, пострадавшая от неблагоприятных политических обстоятельств в течение слишком длительного периода, не имеет пока единой точки зрения, но нужно отметить, что русский религиозный философ Владимир Соловьев еще сто лет назад (в 1899 г., почти одновременно с Теодором Герцлем) предсказывал образование государства Израиль и пророчил ему пионерскую роль во всеобщей вой­не с мировым злом, которая развернется как раз к 2000 г. Война с мировым терроризмом была осознана миром не намного раньше. Поскольку сегодняшняя черная сотня в России готова даже и христианство считать частью сионистского заговора, она, по-видимому, готовит себя на роль мирового зла в этом сценарии.

   С точки зрения ислама евреи, в свое время не оправдав Божественных ожиданий, упустили свой шанс уже навеки и обречены довольствоваться тем заведомо второразрядным статусом, который готовы им предоставить мусульманские государства. Историческая заносчивость евреев, проявляюща­яся, в частности, в основании и процветании государства Израиль, больно ранит самоуважение мусульманина, не соответствует проро­чествам Корана и должна быть непременно наказана. Ислам гораздо материалистичнее христианства и не учит смиряться с земным поражением в расчете на духовную победу. Напро­тив, смерть в бою за веру теоретически представляется мусульманину хорошим завершением праведной жизни, а воен­ная доблесть - специфически мусульманской добродетелью. Поэтому военное превосходство Израиля означает разруше­ние всего их космоса.

   Жизнь евреев, таким образом, отчасти мистифицирована и опосредована пристальным вниманием других народов. Сами проявления этой жизни также служат источником новых идеологических течений в нееврейской среде. Так, возникно­вение Израиля на наших глазах породило идеологию "палестинского народа", а затем и сам этот народ, который не существовал до государства Израиль и вряд ли сумел бы выжить, если бы это государство прекратило свое существование.

   Народы, принадлежащие к двум основным мировым религиям, (т.е. большинство человечества) всегда находят в себе достаточно внимания, чтобы помнить о нашем сущест­вовании и иметь мнение по его поводу.

   Антисемитизм в мире существует как уродливая проекция этого преувеличенного всеобщего внимания. Гитлер, будучи припадочным визионером, неоднократно подчеркивал, что ведет Мировую войну, собственно, не с Россией или Америкой, а с мировым еврейством. Хотя с точки зрения цивилизованного человечества это утверждение казалось свидетельством искажения адекватной картины мира в его мозгу, именно оно, это искажение, пережило германский нацизм и оказалось вдохновляющей формулой, приемлемой для миллионов людей после того как все остальные его идеи давно забыты. Нацистские преследования своим гран­диозным размахом и фундаменталистским характером обна­жили истинную меру заинтересованности народов в судьбе евреев и возможный масштаб проблемы. Антигуманистическое и антихристианское настроение нацистов неслучайно избра­ло евреев своей главной мишенью. Евреи оказались заложниками, а потом и жертвами этого внутриевропейского спора о путях развития их цивилизации.

   Также и сейчас, определенное течение в исламе, переживая свой многовековой конфликт с европейской, христианской культурой, пытается сделать евреев заложниками в своей борьбе из-за той фундаментальной роли, которую они игра­ют в обеих религиях. Иногда им это неплохо удается, и мусульмане находят себе множество сторонников внутри самой христианской цивилизации, которая полна противо­речий и, похоже, тем и держится.

   Однако, вопреки всему вышесказанному кое-что все же достигнуто за эти 58 лет. Даже короткого пребывания в израильском гражданстве оказывается достаточно, чтобы почувствовать, как изменяется в тебе личное отношение к антисемитизму. В Израиле начинаешь чувствовать, что если бы антисемитизм оставался неразделенным чувством, он не смог

   бы задеть нас столь основательно, как это случалось в действительности. То есть, без нашего психологического со­участия, готовности "понять", он не казался бы столь оскор­бительным. Опасным - конечно, несправедливым - большей частью, но вовсе не унизительным. Никакой логикой не до­кажешь израильтянину, никогда не жившему в составе наци­онального меньшинства, что антисемитизм может его уни­зить. Также как англичанина не взволнует сообщение, что, возможно, на свете существуют англофобы. Конечно, изра­ильтянин может заметить антисемитизм - он не слепой. Но он не может проявить того "понимания", которое даст воз­можность еврею страдать, а антисемиту получить свое моральное удовлетворение.

   Как-то в приморском кафе в Тель-Авиве, я оказался свидетелем такой сценки. За одним из столиков сидел здо­ровенный американец, по виду мексиканского происхожде­ния, набравшийся уже настолько, чтобы начать приставать к окружающим. Он спросил израильтянина, сидевшего за соседним столиком: "А ты откуда?" Тот ответил, что родился в Израиле. "Но ты совершенно не похож на еврея!" - радостно загоготал американец, воображая, что делает парню роскошный комплимент. - "Надеюсь, ты не хотел меня этим обидеть..." - с угрозой сказал израильтянин, и американец ошеломленно захлопнул рот.

   Проблема, которая имеет решение, уже не проблема, так же как трагедия со счастливым концом уже не может счи­таться трагедией. Жизнь всякого человека на земле трудна, но трагедией ее делают только непреодолимые обстоятель­ства. Рок и страсти ведут героев к гибели. Погромы и Катастрофа сообщали еврейской судьбе трагический оттенок.

   Но если есть выход, в чем трагедия? Если нет неразрешимости, в чем проблема? Еврейское государство было создано, чтобы дать приют беглецам, которым было некуда бежать. Если бы у слова "некуда" был в те времена какой-нибудь переносный смысл, еще неизвестно, как бы обернулось дело...