Александр Субботин - Бернард Мандевиль

Перспективы дальнейшего общественного развития Мандевиль усматривал в такого рода государствах. Его социально-экономическая программа рисовала образ буржуазного мира, по его мнению если и не лучшего из всех возможных миров, то во всяком случае лучшего из всех тогда существовавших. Программа состояла в следующем. Должны быть обеспечены неприкосновенность собственности и равные права для всех людей. «Пусть каждый поступает только по закону, а думает что хочет» (2, 176). Торговля — главное, но не единственное условие, необходимое для величия страны. Искусство сделать народ счастливым и процветающим заключается в том, чтобы предоставить каждому возможность иметь занятие. Для этого следует, во-первых, содействовать развитию такого разнообразия мануфактур и ремесел, какое может изобрести человеческий ум, а во-вторых, поощрять все отрасли сельского хозяйства и рыболовство, дабы использовать не только все население, но и все природные богатства. Развитие промышленности займет массу людей; развитое сельское хозяйство позволит их содержать, сделает продукты и, следовательно, труд дешевыми. Мыслитель, весьма трезво смотревший на современное ему буржуазное общество, все же питал иллюзию относительно возможности его организации как общества всеобщей занятости.

Среди авторов, пишущих о Мандевиле, нет единогласия в оценке его экономических воззрений. Так, Б. В. Мееровский считает, что Мандевиль пропагандировал теорию и практику позднего меркантилизма (см. 2, 18). А. Чалк доказывает, что его экономические взгляды представляют собой переход от меркантилизма к доктрине laissezfaire[10] (см. 33). А автор популярной книги по истории политической экономии «Юность науки» А. В. Аникин полагает, что Мандевиль «стоит несколько особняком в истории становления классической школы в Англии» (7, 122). Поэтому остановимся на экономических взглядах Мандевиля подробнее.

Мандевилю чужд золотой фетиш меркантилистов. Всемерное накопление в стране драгоценных металлов, денег еще не создает национального богатства. Слишком большое их накопление может опустошить страну. Пример тому Испания, вся хозяйственная жизнь которой была расстроена хлынувшим в нее океаном сокровищ из американских колоний. Эти сокровища сделали испанцев праздными, и трудолюбие покинуло их. Другие страны стали снабжать их всем, что они перестали сами производить. Таким образом золото и серебро Нового Света ежегодно распределялось среди всех торговых стран, в результате чего все вещи сделались дорогими, а большинство стран Европы стали промышленными, за исключением самой Испании. Какова бы ни была стоимость золота и серебра, считает Мандевиль, «наслаждение всех обществ всегда будет зависеть от плодов земли и труда людей; и оба они, соединившиеся друг с другом, являются более твердым, более неистощимым и более реальным сокровищем, чем золото Бразилии или серебро Потоси» (2, 186).

Вместе с тем Мандевиль, как и поздние меркантилисты, видел главное условие процветания страны во внешней торговле. Он был сторонником политики торгового баланса и настойчиво подчеркивал, что страна не должна ввозить больше товаров, чем вывозить. Контроль за этим должно осуществлять государство. А для того, чтобы увеличить продукцию на экспорт, следует всемерно поощрять развитие промышленности. Что же касается денежного баланса, то, рассуждал Мандевиль, там, где собственность достаточно защищена, было бы легче жить без денег, чем без бедных, ибо иначе некому было бы трудиться. Поэтому для свободной, не знающей рабства нации самое верное богатство заключается в массе трудолюбивых бедняков, и главное, самое неотложное применение денег состоит в том, чтобы оплачивать их труд. «По этой причине количество денег, обращающихся в стране, всегда должно быть пропорционально числу занятых рабочих рук, а заработная плата работников — пропорциональна цене провизии» (2, 184). Отсюда Мандевиль заключает, что, если бедными умело управлять, все, что обеспечивает изобилие, сделает труд рабочих дешевым. Не следует допускать, чтобы рабочие голодали, но и получать они должны столько, чтобы им нечего было сберегать. Так как рабочих подстегивает и заставляет трудиться только нужда, единственное, что может сделать рабочего человека прилежным,— это умеренная заработная плата. Слишком низкая плата доводит его до малодушия или отчаяния, слишком большая — делает наглым и ленивым. Если иногда кто-либо из низшего класса благодаря исключительному трудолюбию и недоеданию возвышается над той средой, в которой он вырос, то никто не должен препятствовать ему в этом; однако в интересах всех богатых наций, чтобы большая часть бедных никогда не оставалась без дела и чтобы они всегда целиком расходовали все, что зарабатывали. Эти классические для буржуазных представлений рекомендации касательно положения трудящихся Мандевиль подытоживает в своих комментариях к «Басне» следующей максимой: «бедных необходимо строго принуждать к работе; благоразумно облегчать их нужды, но безрассудно совсем их избавлять от них» (2, 227).

На страницах «Басни о пчелах» мы находим и обсуждение вопроса о роскоши и бережливости, которое в политической экономии продолжалось еще и в XIX в. «Широко распространено мнение о том, что роскошь губительна для богатства всего государства в такой же мере, как и для каждого отдельного человека, ей предающегося, и что всеобщая умеренность обогащает страну таким же образом, как и та, которая носит менее общий характер и увеличивает владения отдельных семей. Признаюсь, что, хотя я обнаружил людей гораздо умнее меня, которые придерживаются этого мнения, я не могу не выразить свое несогласие с ними по этому вопросу», — писал Мандевиль (2, 118—119). Сам он отмечал пользу расходов, расточительности, лишь бы это создавало спрос и увеличивало занятость, заставляло «трубы дымиться, а всех торговцев улыбаться». Расточительность не менее необходима обществу, чем скупость; расточительность возвращает обществу то, что было отнято у него скупостью. И эти две дополняющие друг друга крайности в большой торгово-промышленной стране, где имеется множество людей, которых надо тем или иным способом побудить работать, не может заменить умеренность, уместная в маленьких обществах скромных людей, которые довольствуются немногим и хотят жить в покое. Именно рас-томительность, этот благородный грех, не дает людям сидеть без дела, увеличивая потребление, стимулируя тысячу утонченных потребностей, прихотей и мод, о которых умеренность даже не помышляет. А так как для этого надо потратить значительные богатства, то их должна накопить скупость, этот отвратительный порок, при помощи сотни приемов, от которых умеренность с презрением бы отвернулась. И Мандевиль доказывал, что иноземная роскошь никогда не сможет разорить страну, если только бдительно следить за общим балансом торговли, дабы ежегодно импорт не превышал экспорт, и умело осуществлять таможенную политику. При этом жить в роскоши в больших странах могут далеко не все, но только верхушка населения, «а чем больше верхушка, тем пропорционально еще больше должна быть самая нижняя их часть, та основа, которая поддерживает всех, масса трудящихся бедняков» (2, 227).