Н. Матвеев - Солнце под землей. Стаханов и стахановцы

Вечером стахановцы собрались в Большом театре на торжественном заседании, посвященном восемнадцатой годовщине Великого Октября. Залитый светом зал с позолотой, расписанным потолком и красными бархатными креслами поражал своим великолепием. Огромная люстра со множеством переливающихся подвесок сияла, спускаясь с потолка, и придавала залу еще большую праздничность и торжественность.

- Красота какая! - восхищалась Дуся. - Прямо как солнце горит.

- А у нас под землей свое солнце есть, - серьезно сказал Петров, - и свет от него поярче будет, чем этот, - Он кивнул на сверкающую люстру.

- Что же это такое? - Дуся широко раскрыла свои и без того большие глаза.

- Уголь, Дусенька. Уголь, дорогая. Ты не смотри, что он черный - от него на земле и свет и тепло. Недаром его так и называют «солнце под землей», - пояснил Костя.

Прозвучал звонок, и Стаханова с товарищами пригласили в первый ряд партера. Заседание началось. Делал доклад Михаил Иванович Калинин.

Стаханов внимательно слушал «всесоюзного старосту». Он никогда раньше не видел Калинина, да еще так близко, как сейчас. Его седая бородка, круглые очки в тонкой металлической оправе, скромный костюм были знакомы Алексею по фотографиям и портретам. Но все это не могло передать мудрого и доброжелательного взгляда Калинина, его негромкого ровного голоса, который произносил такие важные и в то же время простые слова. - Задача партии и всех трудящихся Советского Союза - всемерно поддерживать и развивать стахановское движение, - говорил он. - Огромную помощь этому движению могут оказать инженеры, техники, организаторы производства. Результаты стахановского движения могут опрокинуть самые смелые ожидания.

Стаханова охватило сложное чувство гордости, смешанной со смущением. Ему было очень приятно и в то же время неловко, что именно его рекорд положил начало огромному трудовому порыву, охватившему всю страну. Неловко потому, что это движение носит его скромное имя и об этом говорили здесь, в Большом театре, перед такими замечательными людьми.

Алексей Григорьевич оглянулся: все слушали доклад, что-то писали.

Заседание кончилось поздно, но беседы продолжались и в гостинице до глубокой ночи.

Утром его разбудили товарищи - надо было торопиться, чтобы не опоздать на Красную площадь.

Военный парад на Красной площади и демонстрация москвичей произвели на Стаханова сильное впечатление. Позже в своей книге он писал:

«Начался парад. Сначала пошли московские военные школы и академии. Народ отборный, стройный и красивый. За ними следуют разные роды войск: пехота, артиллерия и кавалерия. Какая лихая конница, какие красавцы скакуны... А потом пошли танки, поползли по площади целые крепости из брони. А в небе авиация. Бомбардировщики несутся с шумом и ревом. Мелькают, точно птицы, легкие истребители, со свистом и жужжанием. То задерешь голову, то опустишь ее. Я стою и восхищаюсь...

За войсками под звуки оркестров хлынули демонстранты. Казалось, вся Москва вышла на Красную площадь. Шли знаменосцы. Очень много знамен. Район за районом, завод за заводом. Несут портреты членов правительства, лозунги, плакаты, модели самолетов, паровозов, машин, красные воздушные шары. Демонстрация продолжается час, другой, третий, и нет конца людскому потоку. Целый день стоял на площади, а уходить не хочется - так все интересно».

Стоя на площади, Алексей чувствовал себя участником великого торжества, строителем новой жизни. Да, очень, очень жаль, что не довелось увидеть родителям, чего добился их сын.

Вечером 7 ноября в Колонном зале гостей принимали московские стахановцы. Обсуждался один-единственный вопрос - как добиться, чтобы ударный труд стал массовым.

8 ноября он слушал в Большом театре «Евгения Онегина». Веками сложившаяся театральная традиция в этот раз нарушилась. Обычно зрители встречали аплодисментами и цветами любимых актеров. В этот раз артисты дарили букеты стахановцам.

После праздников донецкая делегация побывала на московских заводах, шахтеры выступали на митингах и заводских собраниях. Осмотрели Кремль, Оружейную палату и уже собрались домой. Но их попросили остаться. С ними хотел встретиться народный комиссар тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе.

Глава VII

В огромном кабинете наркома ожидали прихода гостей. Вокруг столов стояли стулья, на столах вазы о яблоками и апельсинами.

Среди стахановцев, а их было около пятидесяти, большинство-горняки. Пришел и Никита Изотов, теперь уда слушатель Промакадемии.

Вошел Орджоникидзе, его встретили аплодисментами

- Не надо, товарищи! Не надо! - Нарком шел, здороваясь за руку с присутствующими.

Поравнялся со Стахановым, задержался около него.

- Так вот ты какой! Молодец!

Орджоникидзе сел за стол, и началась непринужденная беседа. Нарком обратился к Стаханову, Петрову и Артюхову. Его интересовало, можно ли довести добычу угля до 33 тонн на отбойный молоток при новой норме 11 тонн и втрое сократить число людей в лаве.

Подумав, Стаханов ответил, что, по его мнению, оставив в лаве пятерых забойщиков, можно обеспечить добычу не в 165 тонн, как считает нарком, а довести ее до 300 при увеличенном числе крепильщиков. Естественно, что число забойщиков сократится, но не втрое, а вдвое.

- Сколько человек всех профессий дают по две нормы? - продолжал выяснять Орджоникидзе.

- Около пятисот человек...

- Если на шахте «Ирмино» подобрать и правильно расставить забойщиков, можно удвоить добычу?

Стаханов ответил, что вырубить можно, а вывезти, наверное, нельзя: подземный транспорт не справится.

Присутствующие поняли - нарком хочет выяснить, какую пользу даст народному хозяйству стахановское движение. Конечно, утроить добычу угля не удастся, но если даже только удвоить, страна была бы в огромном выигрыше.

Выступали люди горячо, взволнованно. Несмотря на разные профессии, возраст и образование, все сходились на одном: основное зависит от организации труда. Хорошая организация труда дает отличные общие результаты.

Товарищ Серго слушал внимательно, обдумывал каждый ответ, каждое выступление и в заключение сказал:

- Когда я услышал о стахановском движении, вызвал к себе нескольких работников и спросил: «Стахановское движение хорошее дело, а сможем ли мы пятилетку в четыре года выполнить?» Наши хозяйственники, кажется, большие сторонники стахановского движения, всемерно его приветствуют, но не любят отвечать на один вопрос: если стахановское движение хорошее дело, то можно ли увеличить программу? Для чего нам это нужно, если один Стаханов будет рубить, а остальные будут смотреть? Если работать, так всем. От хорошей работы Стаханова стало хорошо и ему и государству, а это наше пролетарское государство. - Товарищ Серго оглядел собравшихся: - Это наша гордость, это наши дочери, сыновья, наши братья. Где еще в мире такое можно увидеть. Нигде... Мы в нашей стране должны показать образцы такой высокой производительности, какой никогда не будет в капиталистических странах.