Раиса Азарх - У великих истоков

На широких просторах рек и в вятских лесах действовали наши разведывательные группы и поддерживающие отряды.

Связь с ними осуществлялась по телефону и телеграфу и только изредка — связными.

Однажды во время дежурства по штабу мне удалось вызвать к телеграфному аппарату командира одного из вятских отрядов, члена бюро Вятского губкома товарища Капустина. Передала ему приказ штаба: соединиться для совместных действий против врага с близстоящим отрядом.

Капустин успешно выполнил приказ и через несколько дней разбил белых у Нолинска.

Глухой ночью он приехал в Вятку и тотчас явился в штаб. Дежурила снова я.

В комнату размашистой походкой вошел крепкий русоволосый юноша лет двадцати трех и попросил доложить о себе члену штаба товарищу Азарх.

— Будем знакомы, товарищ Капустин. Я — Азарх.

Мне показалось, что Капустин, увидев женщину, был огорчен. Однако в дальнейшем у нас установились самые добрые отношения.

Мне, как врачу, поручили организовать военно-санитарное управление. В городе оказался госпиталь Красного Креста, а на вокзальных путях был обнаружен военно-санитарный поезд с оборудованием и персоналом.

Во время стихийной демобилизации старой царской армии, когда сбежали и начальник поезда и все врачи, хирург Александр Дмитриевич Дремлюг вывел свой госпиталь на колесах в тыл и все уберег, все отдал в распоряжение Красной Армии.

А. Д. Дремлюг и весь персонал поезда стали моими верными спутниками на фронтовых дорогах, организаторами санитарной помощи в освобождаемых Красной Армией областях и городах от Вятки до Одессы, от Киева до Забайкалья.

Вскоре из Вологды приехал военный врач Григорий Михайлович Данишевский, человек огромного ума и талантливой выдумки, ставший душой сануправления.

Создав ячейку управления, определив ее функции, я выехала на фронт — на новое, ижевско-воткинское направление. Там из отдельных отрядов 2, 6 и 3-й армий и прибывших укомплектованных полков формировалась Особая Вятская дивизия для подавления восстания в Ижевске и Воткинске. Дивизию формировал бывший штабс-капитан Александр Александрович Медведев, знакомый уже мне как командующий Вятским тыловым районом.

Здесь были открыты в боях новые формы военно-медицинской службы, основанные на неуемной, самоотверженной, героической борьбе за жизнь человека. Все в нашей работе отныне подчинялось одному, главному требованию: приближению хирургической помощи к переднему краю. Этот принцип обеспечивал дополнительное спасение сотен и тысяч жизней.

Новые методы мы проверили на многих фронтах гражданской войны, а потом, как основу всей медицинской помощи, понесли в армию народной Испании.

Затем наш опыт гражданской войны, уже как «испанский опыт», был предложен канадским врачом Норманом Бетьюном Народной армии Китая и помог вернуть в армию многие тысячи закаленных бойцов.

Работая уже в Китае, доктор Норман Бетьюн, мой помощник по Испании, заразился во время одной из операций и погиб. Нормана Бетьюна похоронили в долине Героев, в провинции Шаньси. Где-то теперь его останки?..

В боевых операциях Особой Вятской дивизии мне приходилось участвовать и в качестве военного комиссара.

Среди частей, прибывших нам на подмогу, особенно выделялись питерцы — полк имени Володарского и артиллерийский дивизион под командованием В. Л. Нечаева[7], сплошь состоявший из старых артиллеристов и путиловских рабочих.

Ознакомившись с положением на фронте, комиссар дивизиона беспартийный большевик Иван Родионович Журавлев предложил организовать группу добровольцев, которая прикроет левый фланг Особой Вятской дивизии на стыке с 3-й армией в районе Осы. По дороге добровольцы поднимут деревни, организуют из местных жителей партизанский отряд и с его помощью сорвут объявленную белыми мобилизацию, отберут у них награбленный у крестьян хлеб и скот.

Добровольцами вызвались идти все. Журавлев отобрал тринадцать человек — двенадцать мужчин и одну женщину, медицинскую сестру Ганольди. Отряд назвали «Чертовой дюжиной»[8].

…Мое назначение военкомом дивизии было вызвано тяжелым положением, сложившимся на нашем участке, и неблагополучием именно в том полку, на который мы больше всего рассчитывали.

Приказ о назначении передал мне А. А. Медведев:

— Боевое задание — выровнять фронт. Правый фланг надо подтянуть на уровень центрального участка, иначе срывается весь план наступления. Не беда, если пройдете вперед. Опасности обхода с тыла не будет. Кругом леса.

Стоя у карты, Медведев отечески разъяснял мне азы военного дела.

— Ну что я понимаю в этом? Да и обязанности начсанупра…

— Пустое! Все внимание приковано сейчас к ижевско-воткинскому мятежу. До его ликвидации у нас связаны руки на других участках. Володарцы, занимающие правый фланг, вам хорошо известны. Нужен решительный человек в помощь Лунцу. Вы знаете участок, прошли с боями не один десяток верст, сможете сориентироваться в обстановке.

Я смотрела на карту, сплошь испещренную змейками лесов, и видела, как тянутся по лесу узкие дорожки, расширяющиеся на опушках в вязкие болотца. А мысли были об одном — справлюсь ли с новыми, столь необычными и сложными для меня обязанностями?

Сборы были недолгие. В тот же день мы с Киселевым уже тряслись по дороге в круглой вятской плетенке. Работаем мы с ним недавно, зато оба москвичи, он из соседнего района, и из Москвы выехали вместе — с первой группой добровольцев.

Вот и тракт Ижевск — Воткинск.

Ижевск и Воткинск — небольшие городки с военными заводами. В годы войны на эти заброшенные в далекие вятские леса заводы стал стекаться всякий сомнительный люд, пытавшийся утаиться здесь от мобилизации.

Значительно изменился и состав рабочих. Заводы выросли вдвое, и так как они освобождали от воинской повинности, то попадали на них за подкуп сынки богатеев со всего района. Создалась особая каста людей, наживавшихся на войне. Они быстро завели собственные домишки, скарб, хозяйство. Отсталых рабочих натравливали на тех, кто раньше боролся за окончание войны. А политические новости доходили сюда искаженным эхом.

После Октябрьской революции в Ижевск и Воткинск тысячами потянулись офицеры — притягивало оружие. Они буквально заполонили городки, хозяйничали во всех вновь создаваемых учреждениях, называли себя эсерами. Белым нельзя было отказать в дальновидности: они быстро снюхались с меньшевиками и работали в тесном контакте. Рабочих запугивали «конфискацией имущества», «всероссийским обнищанием», «диктатурой кучки иноземцев».