В. Огарков - Демидовы. Их жизнь и деятельность

О предприимчивости Акинфия секретарь саксонского посольства Пецольт, между прочим, сообщает следующее: заводчик хотел пуститься в гигантское финансовое предприятие и предлагал казне уплачивать всю подушную подать прямо от себя, с тем, однако, чтобы ему уступили все солеварни, даже те, которыми издавна владел род Строгановых, и чтобы продажная цена соли была несколько возвышена. Вероятно, этот откуп податей и соли представил бы новую яркую картину распорядительности Акинфия и его крутых расправ, но предложение заводчика, не довольствовавшегося своим громадным богатством и желавшего его приумножить взятием в железные лапы всей России, было отвергнуто.

Акинфий обладал недюжинным умом, что видно из всех его распоряжений, а также из сохранившихся писем. О характере его мы имели уже случай говорить: это был один из редких характеров по своей цельности и жесткости. В груди Акинфия билось “железное” сердце: жизнь и страдания подвластных Демидову и окружавших людей были для него пустым звуком. Он был горд, властолюбив, не выносил подчинения и притом, как сказано, обладал необычайной энергией. Все эти свойства Демидова обнаружились в его распре с сильным противником – Татищевым. Почти перед своею смертью Акинфий взял окончательно верх над знаменитым историком и усмирителем башкирских восстаний: Елизавета именным указом строго воспретила “чинить обиды” Демидову, изъяла его из ведения Татищева и приказала о заводчике доносить прямо себе, “ибо Демидов (говорилось в указе) в собственной нашей протекции и защищении содержаться имеет”.

По привычкам Акинфий представлял уже переход от строгой простоты отца к роскоши и барству елизаветинских и екатерининских вельмож, которые так хорошо оправдывают известное изречение Наполеона I о русских: “Поскоблите их и найдете татарина”. Никита жил в избе, с кузницею во дворе, сын – в больших каменных палатах. Отец не брал в рот хмельного, сын задавал лукулловские пиры, носил кафтан и парик, а внук, сын Акинфия (Никита), переписывался уже с Вольтером! Разумеется, роскошь Акинфия была лишь крохами от его громадного богатства и в очень большой степени обусловливалась деловыми соображениями. Он, как и Никита, был приобретателем: “расточители” и “прожигатели” явились позднее – уже в их потомстве.

Менее мы знаем о семейных отношениях Акинфия Никитича. Известно, впрочем, что он почитал отца и боялся его; но старик Демидов сам был не таким человеком, чтоб позволить сыну забыться. Что же касается супружеской жизни Акинфия, то он в этом отношении, кажется, разделял участь многих могучих и властных людей. Как известно, многие завоеватели и правители, наводившие страх на государства и пред которыми “народы едва дрожать лишь смели”, были тем не менее под башмаками у своих супруг. Что-то похожее на это было и с Акинфием. Известно, по крайней мере, что вторая супруга невьянского властелина Евфимия Ивановна, рожденная Пальцева, имела большое влияние на мужа. Она заставила его изменить завещание, которым тот распределил свое богатство по ровной части между тремя сыновьями, – из которых двое были от первой жены, – в пользу единственного сына Никиты – от второй. Этот младший сын был бы единственным наследником отца, если бы завещание, отдававшее ему все, не было потом, по воле императрицы Елизаветы, отменено и обиженные братья не восстановлены в своих правах.

Несокрушимого Акинфия все-таки сокрушила смерть:

...Этот рыцарь с косою —Всех людей повергает во прах!

Она застигла его на пути в Тулу. На старости лет, чувствуя уже себя усталым от жизненной битвы, Акинфий захотел посмотреть на те места, где провел детство и юность; чувство тоски по родине закралось и в его железное сердце. Возвращаясь на уральские заводы, он достиг уже Камы, но, чувствуя себя нездоровым, пристал близ села Ицкое-Устье Мензелинского уезда. Здесь 5 августа 1745 года Акинфий скончался в возрасте 67 лет. Похоронили его на родине, в Туле. Не удовлетворявшийся бесконечными пространствами своих владений и жаждавший новых приобретений, грозный невьянский властелин успокоился на небольшом клочке могильной земли. Sic transit gloria mundi[3]!

После Акинфия остались несметные богатства: десятки рудников и заводов – из них некоторые приобрели европейскую известность, как Невьянский и Нижнетагильский, – громадные капиталы и 30 тысяч душ крестьян (вместе с приписными), не считая домов и драгоценностей. Некоторые из этих заводов, правда, теперь пришли в упадок, но это вовсе не от недостатка их естественных богатств, а от неумения заводчиков, от недостатка энергии и настойчивости, от их разорительной роскоши. Теперь, конечно, уж прошла пора тех жертв со стороны государства, при помощи которых создавалось горное производство на нашей родине, и недостаток энергии и умения трудно заменить постоянными попрошайничествами у правительства и высокими покровительственными тарифами.

Наше перечисление богатств, оставленных Акинфием, было бы не полно, если бы мы не прибавили, что в дачах Невьянского, Нижнетагильского и других заводов были впоследствии открыты богатейшие платиновые и золотые россыпи. Правда, успех Акинфия и его неизмеримое богатство в значительной степени построены на тех “правых слезах” и “обидных воздыханиях”, о которых так красноречиво говорила грамота Петра I, но что же делать, если из этого материала пока строится вся история человечества?!

Глава VI. Не в отцов дети

Демидовы-родоначальники и Демидовы-потомки. – Никита Акинфиевич. – Его жестокость. – Эпизод с беглыми. – Диковинные вещи на Урале. – Переписка с Вольтером. – Путешествие Никиты. – Жалобы крестьянского депутата. – “Чудаки” и “чудачества”. – Прокофий Акинфиевич. – Его шутки. – Нелюбовь к дворянам. – История со статс-дамой. – Пожертвования “чудака”. – Женитьба по объявлению. – Продажа заводов Савве Яковлеву. – Долг Сумарокова

В предшествующих главах мы говорили о Демидовых-родоначальниках, здесь будем говорить о Демидовых-потомках. Что бы мы ни думали о грехах старика Никиты и его сына Акинфия, должно, однако, сознаться, что в этих людях есть что-то, заставляющее удивляться им. Невьянские владыки, по их цельности, их, если можно так выразиться, стихийной мощи и неодолимой энергии, могли бы быть для поэтов-романтиков прекрасными героями и годятся в шекспировские пьесы. Им пришлось действовать не по торному пути, а самим создавать себе и сферу действия, и подходящие приемы, – они были, одним словом, “созидатели”.

Другое мы встречаем у потомков, тоже, в свою очередь, интересных. Громадное богатство, доставшееся им без всяких трудов, было благодарною почвой, на которой развились всевозможные странные явления, до юродства включительно. У потомков мы уже не встречаем той цельности, какая была у предков: те напрямик шли к своей цели и не стеснялись ничем. Они не смотрели на “правые слезы” и не слушали “обидных воздыханий”. В их головы не могло закрасться и сомнения в том, что для людей есть иные законы, кроме права наиболее сильного и хитрого, – да и к этому предков располагала вся окружающая их обстановка. Но потомкам пришлось жить при иных веяниях: им хотелось “и невинность соблюсти, и капитал приобрести”. Но на их примере мы увидим новое подтверждение евангельской истины, что богатым труднее достигнуть нравственного удовлетворения, чем “верблюду пройти сквозь игольное ушко”.