Леонид Власов - Маннергейм

Помогли кавалергардский светский опыт и умение очаровывать женщин. Правда, через «очарование» Маннергейм быстро перешел к порядку и жесткой дисциплине труда. Одна из его бывших подчиненных, закончившая свои дни в Париже, писала в своем дневнике: «Барон Маннергейм очень зримо в нескольких словах показывал наши ошибки, воздерживаясь от личной критики. Он как бы незримо направлял нашу деятельность. Был всегда любезен, но мог резко прервать разговор, когда наши слова не совпадали с реальностью… Он первый из наших бывших начальников быстро нашел „корень зла“ — отсутствие механизации нашего труда. Быстро появились новые пишущие машинки и копировальные аппараты…» Работу канцелярии конюшенной части кавалерист Маннергейм организовал образцово, что особо отметил генерал Гринвальд в своем приказе, назначая его на ответственную должность заведующего упряжным отделением. Это было ведущее подразделение, которое находилось на особом контроле у министра Двора графа Фредерикса. Генерал Гринвальд много раз выслушивал язвительные замечания графа: «Дорогой барон, вы, по-видимому, начали заведовать только лошадьми, забывая о людях. Вчера один ваш болван, подавая мне карету, разбил на ней фонарь».

80-летний граф Фредерикс, живший после 1917 года в своем имении около Выборга, как только видел в финских газетах портрет Маннергейма, кричал своему слуге: «Смотри, смотри, Степан, этого генерала я знал, он был главным в моих дворцовых конюшнях!»

Вступив в должность заведующего, Густав начал наводить порядок. Он был пунктуален, но предсказать его настроение было невозможно. От его проницательности не могли укрыться даже малейшие промахи подчиненных. Маннергейм воспринимал людей не самих по себе, а как комплекс мыслей, идей и способностей. Конюшни, каретники и подсобные помещения быстро приобрели ухоженный вид. Школа кучеров получила новые классные помещения. Кузнецы, написавшие жалобу на Густава, который обвинил их в плохой ковке лошадей, открыли рты, когда штабс-ротмистр, «белоручка», по их мнению, лично показал, как надо ковать лошадь, не забывая, что не только люди, но и животные боятся боли. Отложив инструмент, Густав предупредил кузнецов, что теперь он лично будет проверять их работу. Вместе со своими офицерами Маннергейм перестроил всю службу заказа карет, сам переделал учебные планы школы кучеров и привлек в качестве преподавателей опытных специалистов, щедро оплачивая их учебные часы. Понимая, что с вольнонаемными высокой дисциплины труда не добиться, предложил управляющему брать на вакантные места запасных унтер-офицеров гвардейских кавалерийских полков, что и было сделано. Правда, тут случилась большая неприятность. Фельдфебель запаса, принятый в упряжное отделение, оказался главарем банды, грабившей почтовые отделения и вагоны.

1900 год был годом сплошных семейных конфликтов четы Маннергеймов. Мелкие стычки и постоянные взаимные обвинения дополнялись сценами ревности жены. Основанием такого поведения Анастасии были две женщины, которыми увлекался любвеобильный Густав, — графиня Елизавета Шувалова и артистка Вера Шувалова. Кому из этих двух женщин Густав отдавал предпочтение — сказать трудно, но его любила только графиня. Взаимоотношения супругов отрицательно сказались на дочерях, особенно на старшей, Анастасии, которая в 22 года ушла в монастырь. Младшая дочь Софья жила в Париже, окруженная сворой собак и кошек. Умерла 8 февраля 1963 года в страшной нищете. Денег не было даже на отдельный могильный крест.

В начале февраля 1901 года Маннергейм направляется в длительную зарубежную командировку, сначала в Лондон на конную выставку, затем в Германию на конные заводы братьев Оппенгеймер.

Вернувшись в Петербург, Густав начал заниматься оборудованием дежурной комнаты в конском лазарете, успевая в воскресные дни бывать на скачках в Михайловском манеже, к своему сожалению, только как зритель. Почти весь май Маннергейм жил в Царском Селе, где наводил порядок в пенсионной конюшне.

Несколько раз в неделю приезжая в столицу, Густав, минуя дом, отправлялся на Коломяжский ипподром, а потом на Новодеревенскую набережную к Дмитрию Полякову в его роскошный сад «Аркадия». Не забывал штабс-ротмистр и «Дачу Эрнеста» на Каменноостровском проспекте.

Анастасия, встречая по утрам неожиданно появлявшегося мужа, поняла, что дальше совместной жизни не будет, и принимает решение активно воздействовать на Густава. Этому помог удачный случай. Когда было продано имение Успенское, друг Маннергейма барон Гойнинген-Гюне, зная ситуацию в его семье, предложил им купить имение в его родной Курляндии, ярко расписав тамошние красоты. Маннергейм, несмотря на «разгульную жизнь», загорелся этой идеей. Он съездил в Либаву, затем в Априккен, где познакомился с имением. Не доверяя мужу деньги, Анастасия сама выезжала в Либаву, где подписала купчую на имение и оформила все финансовые дела.

В начале августа Маннергеймы с прислугой и домашним скарбом выехали в Априккен. Это была последняя в российской жизни Маннергейма семейная поездка на отдых.

Разместившись в старинном помещичьем доме, построенном в 1765 году, Густав развил бурную деятельность. Такой активности от мужа Анастасия не ожидала и начала верить, что теперь все изменится к лучшему. Однако все начинания барона: и рыбоводство (в новых прудах все рыбы погибли), и «молочная кампания», — потерпели фиаско, и вскоре семья вернулась в Петербург.

В столице Маннергейм продолжал «куролесить». Он не только возвращался домой под утро, но по нескольку дней отсутствовал, объясняя это командировками в Царское Село и другие города Петербургской губернии. Анастасия начала быстро действовать. Подруга определила ее на курсы медицинских сестер общины святого Георгия и после их окончания включила в отряд Красного Креста, который уезжал на Дальний Восток, где в Китае шло знаменитое боксерское восстание.

В начале сентября 1901 года, воспользовавшись тем, что муж находился в длительной командировке на Ново-Александровском конном заводе, баронесса Маннергейм в составе санитарного отряда уезжает в Хабаровск, затем в Харбин и Цицикар.

В октябре 1901 года штабс-ротмистр барон Маннергейм избирается 80-м действительным членом общества Императорских рысистых бегов на Семеновском плацу. Его сразу сделали членом судейской комиссии, а великий князь Дмитрий Константинович по предложению генерала Гринвальда включил Густава в состав экспертов по высокопородным лошадям государственного коннозаводства.

Часто бывая на скачках, Густав неожиданно знакомится со сводным братом своей жены Александром Араповым, судьба которого оказалась весьма трагичной. Лошади приносили Александру большие прибыли, шальные деньги сделали его алкоголиком и в 44 года свели в могилу.