Эл Дженнингс - Сквозь тьму с О. Генри

Похоже, что, опрометью устремившись к дверям разнесённого нами кабака, мы своим вмешательством изменили ход истории. Правительственные войска преследовали повстанцев, а повстанцы не только успешно сопротивлялись, но им даже как будто сопутствовал успех. Правительственная армия сплотилась вокруг нас, и мы привели её к победе — бескровно и мирно.

Но мы не долго наслаждались триумфом. Правительство и вожди повстанцев преодолели свои разногласия. Генерал мятежников потребовал в качестве возмещения ущерба за оскорбление, нанесённое его войскам, выдать ему головы этих посторонних головорезов, задушивших революцию прежде, чем она по-настоящему началась.

Американский консул посоветовал нам уносить ноги, пока не поздно.

— Неужели в этом государстве американскому гражданину не найти защиты? — вопрошал я.

— О да, — ответствовал Портер. — Государственный департамент направит наше дело к Марку Ханне.[16] Он всесторонне изучит наши партийные связи. Затем наше дело будет направлено в иммиграционное бюро. К этому времени нас успеют уже десять раз застрелить.

Итак, нам оставалось только удариться в бега. По пути нашего поспешного отступления к берегу через живую изгородь прорвалась какая-то девчонка-карибка лет пятнадцати и кинулась ко мне. Цепляясь за мою руку, она захлёбывалась слезами и давилась словами. Я ничего не мог понять из того, что она говорила. Портер попробовал применить свои ограниченные познания в испанском.

— Девочка сильно взволнована, — сказал он. — Она лопочет что-то выходящее за грань моих познаний в испанском. Насколько я догадываюсь, она не прочь присоединиться к нашей компании.

Наша милая беседа была неожиданным образом прервана: какой-то здоровяк, не в пример здешним мелким туземцам, прорвался сквозь изгородь и схватил несчастную крошку за волосы. Я приласкал его по голове рукоятью своего сорок пятого.

И тут раздался сигнал — армию поднимали по тревоге. Разумеется, вояки охотились за нами.

Портер, Фрэнк и я с неотступно следующей по пятам юной девицей устремились к берегу. Портер на секунду приостановился, чтобы в самых изысканных английских выражениях извиниться перед маленькой туземкой за свою поспешность. У него, сказал он, срочные неотложные дела примерно в двух тысячах миль отсюда. Его объяснения не удовлетворили барышню, и она ещё долго стояла на берегу, что-то выкрикивая нам вслед, пока мы знай работали вёслами, направляясь к «Хелене».

Портеру это не нравилось. Прошли годы, мы встретились в Нью-Йорке, и он припомнил этот случай.

— Помните ту шоколадку, что плелась за нами по улицам Трухильо? Я всё думаю, о чём это она толковала.

Он не любил «незавершённых рассказов».

Наш новоявленный друг Билл решил разделить нашу судьбу. За душой у него не было ни гроша, да и о том, кто мы такие и куда направляемся, он тоже не имел представления.

— Каково место вашего назначения? — тихо спросил он, пока «Хелена» разводила пары.

— Я удрал из Америки с целью избежать места моего истинного назначения, — ответил я.

— Как далеко вы намерены бежать?

— Насколько хватит тридцати тысяч долларов.

Эти деньги завели нас куда дальше, чем мы рассчитывали.

Глава XII

Как потерпевшие кораблекрушение в лодке без руля и без ветрил, мы пустились на поиски своего места под солнцем. Мы намеревались болтаться по волнам, где придётся, и бросать якорь, где захочется — авось найдётся благоприятная почва, где мы могли бы укорениться. Нас носило наугад, без всякого плана.

И вдруг совершенно неожиданно, посреди всего этого бесцельного шатания, явился перст судьбы и указал нам путь. Перст проявил себя в таком банальном и незначительном эпизоде, что мы поначалу его и не заметили. А через мгновение над нами разразилась буря и наш корабль едва не пошёл ко дну. Билл Портер чуть не лишился жизни из-за улыбки!

Капитан «Хелены» был к нашим услугам. Мы бросили якорь в Буэнос-Айресе и галопом пронеслись через пампасы. Пампасы нам не понравились.

Перу оказался не лучше. Мы жаждали большой игры, а самым захватывающим занятием в этой стране была стрельба по азиатским крысам, кишащим на здешних пристанях.

Ни с того ни с сего, без всякой на то особой причины мы, двое скрывающихся от закона, и один, несколько таинственный солдат удачи, легли в дрейф в Мехико-Сити. Портера мы знали исключительно как Билла. Я рассказал ему основные факты моей биографии, но он не ответил откровенностью на откровенность, а мы и не настаивали. И я, и Фрэнк понимали, что он — не нашего поля ягода. Он был скрытен, но мы не относили эту его черту на какой-то дурной счёт. Со свойственной ковбоям романтичностью я решил, что причиной скитаний этого утончённого и общительного человека является несчастная любовь.

Мы со вкусом били баклуши, намеренно избегая обсуждения дальнейших планов, когда судьба сыграла с нами ту самую шутку, которая круто изменила всю нашу жизнь.

Это случилось в Отель де Републик. Я сидел в вестибюле и, позёвывая, ждал Портера с Фрэнком. Вдруг всю мою скуку как рукой сняло: чувство было такое, словно кто-то вцепился мне в плечо. У меня перехватило дыхание. Я ощущал, что рядом кто-то стоит, но боялся поднять взгляд. И тут действительно меня коснулась чья-то гигантская рука, ухватила за загривок и дёрнула кверху, подняв на ноги. Это был Слон Ректор, призрак из времён моего далёкого кадетства в Вирджинии.

Ростом Ректор был шесть футов шесть дюймов,[17] и я доставал ему лишь чуточку выше локтя. Мы с ним в той или иной мере участвовали во всех скандалах и заварушках, имевших место в колледже. Пожалуй, на тот момент не было человека на земле, которого я был бы рад видеть больше, чем этого жизнерадостного, добросердечного Самсона.

Ректор построил Истмийскую железную дорогу[18] и владел дворцом из белого камня, куда он затащил нас со всем нашим барахлом. В ту ночь я поведал ему обо всём, что случилось за те 16 лет, пока мы не виделись.

— А кто такой этот твой дружок, этот Билл? — спросил он меня немного погодя. — Ты ему доверяешь? Уж больно он смахивает на ищейку.

— Не нравится мне твой дружок Ректор, — поделился со мной Портер в ту же самую ночь. — У него чрезвычайно неприятная манера сверлить людей взглядом.

Несколькими днями позже и Портер, и я получили доказательство, чего Ректор стоил. Антипатия между этими двумя была всего лишь поверхностной. В отеле должен был состояться грандиозный бал. Его собирались почтить своим присутствием всякие аристократы и знаменитости: сам Порфирио Диас,[19] весь кабинет и прочие сеньориты и доны. Ректору удалось раздобыть приглашение для всех нас.