Петр Брайко - Партизанский комиссар

- Распрягите лошадь! - продолжал Карпенко. - Мы ее конфискуем.

- Да вы что, сдурели?! - рванулся дровосек на Карпенко. - Я буду жаловаться...

Это окончательно утвердило сержанта в мысли, что он поймал фашистского холуя. И Карпенко для острастки двинул задержанного по скуле.

- Вяжите его! - приказал Карпенко. - Шпионить за нами приехал, сволочь?!.

Партизаны связали арестованного.

Как раз в эту минуту на дороге, ведущей из штаба, появился Руднев со своим сыном. Карпенко бросился к комиссару.

- Товарищ комиссар! Поймали шпиона!

- Отец! Да это же дядя Костя! - Радик стал обнимать связанного Константина Васильевича. - Откуда ты, дядя Костя? Здоров ли, не ранен? Наших видел? Как там мама с Юриком?

- Дай мне поздороваться сначала! - сказал, усмехаясь в усы, комиссар. И увидев, что у брата скручены за спиной руки, повернулся к Карпенко: Что он делал?

- Да бузил... - виновато ответил сержант. - Драться вздумал со мной!.. Вот я его и связал.

- Я думал, что к полицаям попал, - угрюмо отозвался Костя.

- Ну, раз личность установлена, у меня вопросов больше нет. - И Карпенко сам развязал Константину Рудневу руки.

Комиссар обнял меньшего брата. Снова на мгновение оттолкнул его от себя, вглядываясь в Костины глаза. Потом строго спросил:

- А почему не на фронте?!

Константин рассказал все по порядку: из родной Моисеевки он ушел 27 июня, формировали их полк под Москвой. Потом этот полк был изрядно потрепан противником под Трубчевском на Брянщине. Отошли под Карачево, переформировались и опять на фронт, под Смоленск, в тяжкие бои. Оставшихся в живых, а их было примерно рота, послали на охрану мостов под Почеп. Так Костя Руднев оказался вместе со своей частью в окружении. Места были ему хорошо знакомы: свои, родные! Обходя стороной Путивль и Моисеевку, где семью коммунистов Рудневых знали все, Константин свернул в Глуховские леса.

Там он набрел на партизанскую группу Петра Леонтьевича Кульбаки, бывшего заведующего райпотребкооперацией.

- Тебе сейчас одна дорога - в партизаны! - сказал ему Кульбака, сам партизанивший еще в годы гражданской войны вместе со старшим братом Николаем. - Только ищи, Костя, своих - путивлян, к родным местам поближе. Там тебе каждый куст знаком.

О комиссаре Путивльского отряда, Семене Васильевиче Рудневе, осторожный Кульбака не обмолвился ни словом: вдруг да похвалится Константин кому-нибудь любимым братом? А встретиться ему могут разные люди, и такие, что нарочно в партизанский район подосланы.

Кульбака верил: братья Рудневы найдут друг друга.

Наконец Константин все же добрался до своей Моисеевки, встретил родных сестер. Погоревали вместе, обсудили, как жить дальше. И конечно же, он расспросил о братьях. Но сестры, увы, ничего о них не знали.

Утром Костя пошел к невестке - Розе, жене старшего брата Василия.

- Сеня здесь, в нашем районе, - озираясь, будто у стен могли быть уши, прошептала невестка. - Ищи его, Костя, или в Новослободском или в Спадщанском лесу.

На следующий день Константин, заткнув топор за пояс, взял на колхозной конюшне лошадь (немцы пока еще не тронули колхоз) и поехал в урочище Спадщина будто по дрова.

Рассказав о том, что пережил сам, Константин пристально поглядел в глаза брату.

- К кому же мне теперь идти, как не к тебе, Сеня?! Я тут останусь! Эти санки и все снаряжение я только для виду взял, для маскировки. Партизанить с вами буду. Что тебе выпадет на долю, то и мне. Пусть одна судьба у нас будет!

Но комиссар, подумав, сказал после паузы:

- Нет!.. Сейчас тебе сюда еще нельзя. Поезжай к тетке в деревню Алеевку: там скрывается Ньома с младшим сыном. Переправь ее к себе и пусть она будет у тебя до моего особого распоряжения. - Потом снова крепко обнял младшего брата, которому заменял когда-то отца, и повторил строго: Сейчас еще тебе сюда рано. Это, Костя, приказ!

Догадливый Карпенко уже впрягал обратно в сани "конфискованного" Серка.

Партизаны дружно взялись рубить сушняк и складывать в сани. И Константин Руднев, как ни в чем не бывало, возвратился к себе в село, так что все выглядело обычно. Сгрузив дрова, он под вечер направился в Алеевку за семьей комиссара.

Особую, очень активную силу в пропагандистской работе с местным населением видел комиссар Руднев в сельских учителях, которые вынуждены были остаться на оккупированной врагом территории. Комиссар охотно, несмотря на огромную занятость и риск, встречался с педагогами из села Яцыно. Там работала подпольная комсомольская организация во главе с директором школы Александром Григорьевичем Николаевым.

Преподаватели, в основном женщины, бескорыстно, не считаясь с опасностью, продолжали учить ребятишек.

Оккупанты в первые месяцы войны еще делали вид, что поощряют просвещение. Однако запретили включать в школьную программу такой предмет, как история, а главное - упоминать обо всем, что связано с законами и границами СССР.

Услыхав эту новость, Руднев задумался. Вспомнился ему собственный сынишка, Юрик, скрывавшийся вместе с матерью. Если бы не война, мальчик как раз ходил бы сейчас в первый класс.

- Учить ребят нужно, учить правильно, по-советски! Но рисковать собой, дорогие товарищи педагоги, нельзя. Поступайте обдуманно, осторожно. Присматривайтесь к окружающим вас людям, чтоб не попасть в беду.

Учителя последовали совету комиссара, только слово "история" в расписании уроков заменили словом "география". И все же опасность была очень велика. Во время этих уроков приходилось выставлять постовых, чтоб никто из оккупационной администрации или местный староста не заглянули с нежданной проверкой в класс.

Узнав об этом, Руднев сказал взволнованно:

- Когда-нибудь люди, наверное, и представить себе такого не смогут! Наши дети начинают учебу с того, что рискуют собственной жизнью, как в эпоху самого мрачного средневековья, когда студента за изучение анатомии или астрономии могли сжечь на костре.

Много лет спустя после войны мне, автору этой книги, довелось побывать в Италии и, знакомясь с Падуянским университетом, одним из старейших в мире, мы увидели профессорскую кафедру великого Галилея, подвергавшегося гонениям инквизиции. Сейчас эта кафедра, сколоченная из грубых некрашеных досок, обнесена золоченой цепью. А в крохотном анатомическом театре, где когда-то, рискуя жизнью, Леонардо да Винчи вместе со студентами изучал анатомию человеческого тела, теперь всемирно известный музей. Именно там, в этих залах, принадлежащих ныне истории мировой культуры, я вдруг отчетливо вспомнил простые, из глубины души идущие слова нашего любимого комиссара Руднева.

- Нашим советским учителям, которые в черные дни фашистской оккупации учили детей любить свою Родину и ценить свое человеческое достоинство, я бы поставил памятник!