Motley Crue - Грязь

В то время я заметил, что весь «Старвуд» обклеен плакатами группы под названием «Лондон». Спустя несколько недель после нашего выступления, я пошел посмотреть на них, и, мужик, эти парни были круче, чем грёбаный «Джудас Прист». Они выглядели как тёлки, подобно «New York Dolls» или типа того, в сумасшедших костюмах в этот долбаный горошек. Я же выглядел, как изнурённый костлявый клон Элиса Купера в леопардовых штанах из спандекса (эластичная искусственная ткань), которые обтягивали мои цыплячьи ляжки. Но они («Лондон») были такими классными, мать их, и привлекали массу горячих цыпочек. Когда я увидел, как Никки крутит свой бас на сцене, я подумал: “А это ещё что за пёс?”. У него были безумные волосы, которые сходились к его скулам, словно у дорогого щенка с Беверли Хиллс, который стал беспризорным и переживал не лучшие времена.

«Suite 19» распались после того, как мы исчерпали все идеи по копированию гитары Эдди Ван Хейлена. Я недолго поиграл ещё с одной командой, но она развалилась после того, как я начал встречаться с сестрой вокалиста. Ее звали Джессика (Jessica), и я думал, что она чертовски сексуальна, потому что она была наполовину мексиканкой, с натуральными маленькими титьками, весёлой улыбкой и пухленькими щёчками. В первый раз мы трахнулись, когда я затащил её в свой фургон, и уже через несколько минут облизывал её снизу. Она била кулаком в стену и кричала: “О, Боже! Я сейчас кончу!” Я начал сильнее орудовать языком, как вдруг она взревела, как неистовый горный лев и ее пипка, в буквальном смысле слова, взорвалась. Вода вырвалась наружу и забрызгала всё вокруг. Она кончила так, будто танкер налетел на мель, и это была самая крутая вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни. Тогда я подумал: “Боже мой, я люблю эту девочку. И только её!”

Каждый день после репетиции я сажал её в свой фургон, мы парковались где-нибудь в тихом местечке, и каждый раз она орошала этим дерьмом всё вокруг. Я любил, чтобы она делала это прямо на меня. Однако, в конце концов, мой фургон начал вонять. Однажды днем, я возил маму в магазин, и она всю дорогу спрашивала, чем это пахнет. Я притворился, будто ничего не знаю.

Позже Винс прозвал её Бульвинкль (Bullwinkle), потому что, по его словам, её лицо было похоже на лося. И, возможно, так оно и было на самом деле, но мне было плевать. Она открыла для меня двери в умопомрачительный секс. Она была моей первой настоящей подругой, и я думал, что все девчонки кончают именно таким образом. Когда же я понял, что это не так, мне было очень трудно расстаться с нею.

(Единственная другая девушка из тех, кого я встречал, и кто мог делать что-то подобное, была подруга порно-звезды Дэби Даймонд (Debi Diamond) — наполовину индианки, ростом под два метра. Годы спустя, когда Бульвинкль была уже просто унылым воспоминанием, я работал с Трэнтом Рэзнором (Trent Reznor) из «Nine Inch Nails» в студии «Эй-энд-Эм» («A&M»). Был день рождения его басиста Дэнни Лонера (Danny Lohner), поэтому я привёл Дэби и ее подругу в качестве подарка. Постреляв немного виноградинами из своей пипки, дабы поразвлечь нас, подруга Дэби села на пианино, в то время как Дэби принялась ласкать её ртом. В какой-то момент девочка откинула голову назад, застонала и на высоте двух метров от пола пустила по воздуху струю прямо во фруктовую вазу, стоявшую на другом конце комнаты.)

Итак, пока я трахал Бульвинкля и подыскивал другую группу, гитарист «Suite 19», Грэг Леон (Greg Leon), начал поигрывать с Никки, который покинул «Лондон» и пытался с ним вместе организовать новую группу. Никки видел «Suite 19» той ночью в «Старвуд», и ему понравился мой стиль. Грэг дал ему мой телефон, и вскоре я отправился на встречу с ним в «Дэннис» («Denny’s») на пересечении Бёрбанк Бульвар (Burbank Boulevard) и Ланкершем (Lankersham) в Северном Голливуде. Я был настолько взволнован, потому что, по сути, чувствовал себя всего лишь маленьким грёбаным панком. Никки мог распродать уик-энды в «Старвуд» и в «Виски», что делало его настоящим рок-божеством в моих глазах. Когда он сел напротив меня, я ещё больше занервничал, потому что за его остроконечными черными волосами я не видел, с кем разговариваю. Мне хотелось пошутить, типа: “Где этот парень?” Я хотел заказать ему собачьего печения, но я не знал, обладает ли он чувством юмора. Кстати, я не знаю этого и поныне.

После ланча мы отправились в эту маленькую дерьмовую лачугу в Северном Голливуде, которая в любой момент могла просто развалиться. Он пил и закусывал за счет какой-то девчонки по имени Лора Бэлл (Laura Bell), барабанщицы из группы под названием «Орхидеи» («Orchids»), с которой он познакомился через Кима Фаули (Kim Fowley). Он поставил мне несколько демо-записей, над которыми он работал, и инстинктивно я начал выстукивать партию ударных на столе, точно также, как я делал это на кухне, будучи ребенком. Наша энергетика была одинаковой, и мы оба это немедленно подметили. Было ясно, что очень скоро мы будем работать вместе. Никки был заводным пацаном (driven dude), и я был таким же одержимым. Мы хотели взорвать сцену, диктовать правила на Стрип (The Strip — название центрального участка бульвара Сансет в Голливуде), громить и трахать всё, что движется.

Пару дней спустя я привёз свою ударную установку к Никки и мы начали джемовать, только бас и барабаны, на покоробленном полу в передней его дома. Комната служила кухней, гостиной, столовой, местом для репетиций и офисом с большим платяным шкафом в стене, который заменял Никки спальню. Каждые несколько минут в течение репетиции Никки брал телефон, набирал номер и пытался впаривать кому-то электрические лампочки. Это была его работа.

Древесина на стенах дома была гнилой и потрескавшейся, и жуки, выползавшие из трещин, нападали на любую еду, которую мы забывали убрать со стола. Если вы делали себе бутерброд, то его нужно было всё время держать в руках, иначе ватага насекомых набрасывалась на него. Я нервничал из-за того, что играл в другой группе с Грэгом Леоном, но чёртов Никки вышвырнул Грэга. Грэг был великолепным гитаристом — он и Эдди Ван Хэйлен были, пожалуй, лучшими гитаристами на сцене — но он был слишком обычным парнем, и Никки это не нравилось. Он сказал, что в Грэге нет изюминки, которая была у «New York Dolls» и «Stooges». Он хотел, чтобы каждый видел и думал точно так же, как и он сам.

Через объявление в «Ресайклер» («Recycler») мы нашли другого гитариста — Робина (Robin). Робин был довольно талантлив, но он был педиком, и все об этом знали. Он заправлял свою рубашку в брюки, мыл руки перед тем, как притронуться к гитаре, разогревался, играя гаммы, и, вообще, вёл себя так, будто он поступил в университет для получения учёной степени по классу гитары. Пожалуй, всё, что в нём было стоящего, так это его шикарные волосы.