Сэмюэль Пипс - Дневник

КУРЬЕЗЫ И АРАБЕСКИ

Лаллен рассказал мне, как одна хорошенькая женщина, что держит в начале Чипсайда магазин детских вещей и давно уже мне приглянулась, стала жертвой леди Беннет (известной шлюхи), которая, придя к ней в лавку и притворившись, что лишилась чувств, с ней познакомилась, завоевала ее доверие и в конце концов свела ее с одним дамским угодником, нанявшим леди Беннет специально для того, чтобы она добыла ему эту несчастную крошку. 22 сентября 1660 года

Мистер Кристмас, мой одноклассник, напомнил мне, что мальчишкой я был отъявленным «круглоголовым», и я здорово испугался, как бы он не вспомнил, что я сказал в день казни короля. Будто читая проповедь, я тогда изрек: «Память о нечестивых да омерзеет!»39; впоследствии я выяснил, что он ушел из школы раньше и помнить этих слов не может. 1ноября 1660 года

После обеда — в театр, где вновь посмотрел «Падшую», которая в этот раз понравилась мне больше, чем раньше. Поскольку сидел я в глубине ложи и был невидим, какая-то дама, сплюнув, попала в меня. Я было рассердился, но, обнаружив, что она прехорошенькая, простил ей эту выходку. 28 января 1661 года

Мистер Ковентри рассказал мне о том, как один француз, проплывая под Лондонским мостом, почему-то решил, что лодка его вот-вот перевернется, и, не на шутку перепугавшись, стал креститься и читать молитвы, однако когда опасность миновала, воскликнул: «Morbleu, c'est le plus grand plaisir du monde!»40, что, по-моему, передает психологию француза как нельзя более точно. 8 августа 1662 года

О сэре Джероме Боузе, посланнике королевы Елизаветы41 к русскому государю, есть немало любопытных историй. Как-то, подымаясь в царские покои, он пропустил вперед себя нескольких вельмож, которых вскоре спустили с лестницы, причем с такой бесцеремонностью, что они, пересчитав головами все ступеньки, вскоре скончались. Когда же поднялся он, в дверях от него потребовали снять шпагу, на что он заявил, что, раз хотят его шпагу, пусть возьмут и башмаки; с этими словами он разулся и послал за ночной рубашкой, чепцом и шлепанцами и в таком виде предстал перед государем. Когда же в другой раз государь, дабы продемонстрировать нашему послу, с каким презрением он относится к своим подданным, велел одному из них выпрыгнуть в окно и тот на глазах у посла сломал себе шею, сэр Джером заметил, что его государыня использует шеи своих подданных с большей пользой и искусством. Дабы доказать, на что способны подданные Ее величества, он бросил царю перчатку и призвал всех дворян выступить на защиту их повелителя против его королевы. С того самого дня имя сэра Джер. Боуза окружено было в той стране почетом и славой. 5 сентября 1662 года

За обедом мистер Хант рассказал нам забавную историю о бережливости сэра Дж. Даунинга, его соседа, который, расщедрившись, пригласил в прошлом году на рождественский обед бедняков. Пригласить-то он их пригласил, однако угощал одной овсянкой да пудингом с жидким супом. Молчание, воцарившееся за столом, прервала его мать, сказав: «Хорош суп, сын», на что он ответил: «Да, суп хорош». Затем его жена, в подтверждение его слов, заметила: «Очень хорош». Опять наступила тишина, и через какое-то время он изрек: «Хороша свинина». «Да, — поддакнула мать, — недурна». «Даже очень недурна!» — воскликнул он. И так говорилось обо всех блюдах. Приглашенные же хранили молчание, они-то знали, что хозяин — скряга, и пришли они к нему не из почтения и любви, а набить брюхо. С тех пор стал он всеобщим посмешищем. 27 февраля 1667 года

К Кридсу, вместе с ним в Уайтхолл; по дороге встретили мистера Кулинга, секретаря лорда Чемберлена: ехал верхом и остановился перекинуться с нами словом. Оказалось, что он мертвецки пьян, и, дай ему волю, он проговорил бы без умолку всю ночь. Схватив меня за руку, чтобы я не ушел, он твердил, что его лошадь — это взятка и сапоги — взятка; <...> пригласил меня к себе домой, чтобы я испробовал его вино — тоже взятку. Никогда в жизни не видал я человека более суетного. 30 июля 1667 года

После обеда моя жена, Уиллет и я — на «Генрихе Четвертом» (Шекспира. — А. Л.). В зале полно членов парламента — у них сейчас каникулы. И вот посреди пьесы какой-то хорошо одетый джентльмен, который сидел перед нами и ел фрукты, вдруг, поперхнувшись, рухнул замертво; с большим трудом Рыжая Молл расцепила ему зубы и, сунув палец в глотку, вернула к жизни. 2 ноября 1667 года

В Театр короля. Сегодня в зале как никогда много наидостойнейших лиц. Очень был тронут, увидев, как одна бедная женщина, мать ребенка, занятого в тот вечер в спектакле и, в соответствии с ролью, расплакавшегося, бросилась на сцену и силой его увела. 28 декабря 1667 года

3. ЧЕЛОВЕК

ДОМ И СОСЕДИ

Сегодня утром, обнаружив, что некоторые вещи лежат не там, где им надлежит, схватил метлу и стал колотить горничную до тех пор, пока она не закричала на весь дом, чем крайне мне досадила. 1 декабря 1660 года

За обедом и ужином я, сам не знаю почему, выпил столько вина, что потерял всякое разумение и промучился головной болью весь вечер. Посему — домой и в постель, даже не помолившись, — раньше по воскресеньям я не пропускал молитвы ни разу. Но сегодня был так плох, что не посмел читать молитву из страха, что слуги заметят, в каком я состоянии. А посему — в постель. 29 сентября 1661 года

Сегодня я хорошенько проучил своего человека Уила — впредь будет относиться с большим уважением к своим хозяину и хозяйке. 25 октября 1661 года

По возвращении домой обнаружил, что жена моя недовольна своей горничной Долл, которая провинилась тем, что не в состоянии держать себя в руках, без умолку болтает и все время чем-то недовольна, причем без всякой на то причины. Меня это огорчает; задумался над тем, что рост благосостояния сопряжен с определенными неудобствами: приходится держать больше прислуги, что прибавляет хлопот. 30 октября 1661 года

Домой — и в постель; волновался из-за того, что в доме собралось слишком много денег, о чем я было запамятовал. Заставил горничных встать, зажечь свечу и выставить сундук в столовую, дабы обмануть воров. После чего уснул. 3 июня 1662 года

Поскольку жена и горничные жаловались на мальчишку, я вызвал его наверх и отделывал плеткой, пока не заболела рука, и, однако ж, мне так и не удалось заставить его признаться во лжи, в которой его обвиняют. В конце концов, не желая отпускать его победителем, я вновь взялся за дело, сорвал с него рубаху и сек до тех пор, пока он не признался, что и в самом деле выпил виски, от чего все это время с жаром отрекался. А также сорвал гвоздику, главное же, уронил на пол подсвечник, от чего отпирался добрые полчаса. Надо сказать, я был совершенно потрясен, наблюдая за тем, как такой маленький мальчик терпит такую сильную боль, лишь бы не признаться во лжи. И все же, боюсь, придется с ним расстаться. Засим — в постель; рука ноет. 21 июня 1662 года