Владимир Сухомлинов - Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания
На это я ответил, что последнее заставляет и меня смотреть на дело именно с этой точки зрения.
Педагогическая деятельность моя ограничивалась преподаванием исключительно военных наук в академии, Пажеском корпусе и Николаевском кавалерийском училище. Способностей своих в деле воспитания я не знал и в несамостоятельной роли помощника мог разойтись во взглядах с Даниловичем, с которым я совсем не был знаком.
В то время недавно только минуло мне 30 лет, и мой служебный стаж ограничивался четырьмя годами службы в л. – гв. Уланском его величества полку, 2,5-летним прохождением курса в академии, непродолжительным командованием эскадроном в л. – гв. Кирасирском его величества полку и, в качестве офицера Генерального штаба, участием в походе 1877 и 1878 годов.
В смысле воспитания, да еще такого в высочайшей степени ответственного, с таким багажом браться за подобный опыт было бы рискованно и легкомысленно с моей стороны.
Все это я высказал генералу Драгомирову…
Это назначение так и не состоялось.
Теперь, спустя сорок лет после тех критических дней, могу лишь одобрить тогдашние мои соображения: в характере будущего царя едва ли я мог бы добиться тех перемен, которые были необходимы для его спасения. При его глубокой привязанности к семейному очагу – своего рода семейной дисциплине – влияние воспитателя могло быть лишь поверхностным, в то время как развитие характера у Николая II по существу происходило под преобладающим влиянием семьи и, как оказалось, во вред России.
* * *Предпринятые после войны преобразования в академии сопряжены были для правителя дел с массой организационных работ. До войны желающих получить высшее военное образование было немного. В самой армии не было к этому благоприятного расположения, так как лишь немногие командиры относились сочувственно к тому, чтобы их офицеры занимались наукой. По их мнению, в этом отношении служебная практика гораздо полезнее. Строевые офицеры, прибывавшие в академию, часто имели большие пробелы в образовании. К тому же между гвардией и армией была большая разница: армейцам приходилось напрягать все свои силы, чтобы овладеть элементарными знаниями, достававшимися без особого труда гвардейцам в крупных гарнизонах. Дела их шли неуспешно, и лишь единичным армейским офицерам удавалось сделать выдающуюся карьеру. До войны было до того мало желающих поступить в академию, что пришлось прибегнуть к вербовочным приемам, чтобы заинтересовать академических слушателей.
Во время самой войны обучение было нарушено. Количество слушателей существенно уменьшилось.
После войны все изменилось, и число поступивших увеличилось настолько, что успешно окончившими являлись тогда до 100 человек. Прибыли и болгарские офицеры, которые были постоянными слушателями нашей академии до тех пор, пока Болгария не изменила свою политику по отношению к России.
* * *Создавались неприятности во время пребывания слушателем академии великого князя Николая Михайловича, которого начальник академии поставил в условия, одинаковые со всеми однокурсниками. Решая заданную мной тактическую задачу, великий князь поставил целый армейский корпус тылом к реке, на которой, судя по устаревшей карте, не было моста.
Со своей стороны, я не стеснялся при разборе задач критиковать работы великого князя, а в данном случае указал на опасность подобного решения.
На следующий день великий князь влетел ко мне в канцелярию, показывая полученную им телеграмму, в которой значилось, что в действительности мост есть – он недавно построен. «Разрешите мне, ваше императорское высочество, ответить вам на это в часы, назначенные для разбора задач», – получил он от меня ответ.
Сам он также не рад был своей выходке, потому что мне не трудно было доказать ему, в присутствии всей партии, бестактность его поступка.
Об этом я обязан был доложить начальнику академии, а через несколько дней Драгомиров получил приглашение вместе со мной пожаловать во дворец, к великой княгине Ольге Федоровне, матушке Николая Михайловича.
– Надевай мундир и пойдем на расправу, – объявил мне Михаил Иванович.
Когда мы вошли, великая княгиня возлежала на кушетке; у ног ее была шкура громадного белого медведя.
Она предложила нам сесть.
Разговор между Михаилом Ивановичем и великой княгиней был приблизительно такого содержания (я в нем участия не принимал).
– Как вы, довольны, генерал, моим сыном?
– Пока да, ваше высочество, Бог грехи терпит.
– Но вы его ведь неспособным не считаете?
– Это скажется к выпуску, тогда его высочество сам выскажется.
– Я нахожу, что к нему не совсем справедливо относятся, пристрастно.
– А тому, кто вам это сообщил, ваше высочество, вы скажите, что он врет, в этом я вам ручаюсь.
– Я думаю, что занятия в академии поставлены не совсем правильно.
– Это дело конференции академии, а мы с вами, ваше императорское высочество, не судьи, – ни вы, ни я изменить ничего не можем.
Пользуясь минутным молчанием, Михаил Иванович, тяжело подымаясь и опираясь на палку, на прощание сказал:
– Разрешите откланяться, у нас с ним много дела, да и вы, вероятно, пойдете Богу молиться: слышу звон вашей домашней церкви.
Мы удостоились милостивого кивка головой и удалились. Выйдя на набережную Невы, Драгомиров сказал только: «А я думал, она умнее».
* * *Великому князю Николаю Михайловичу была известна склонность Драгомирова хорошо выпить и закусить. Большой знаток хороших вин, редкий гастроном, он охотно принимал предложения разделить трапезу там, где кулинарное искусство процветало. Имея острый зуб против начальника академии, именно эту слабую струну Драгомирова великий князь и задумал сделать орудием мести.
С шестью офицерами моей партии и великим князем Николаем Михайловичем я был в тактической полевой поездке в Павловске. Неожиданно получена была телеграмма о том, что начальник академии приедет к нам на эти занятия. К прибытию поезда у вокзала верхом мы встретили Михаила Ивановича; для него же самого приготовлен был извозчик, так как раненая нога его еще не давала возможности сесть на коня.
Работа распределялась так, чтобы можно было продолжительное время оставаться в поле. Поэтому завтракали мы на лоне природы или в какой-нибудь деревне. На этот раз великий князь взял на себя заведование продовольственной частью. После нескольких проверенных задач все мы проголодались, не исключая и нашего начальства, которое даже спросило меня, каким способом мы подкрепляем наши силы.
Так как место нашего завтрака было уже недалеко, то, прекратив занятия, вся партия двинулась к оврагу у села Федоровский посад. Там мы нашли большой зеленый шатер, придворную прислугу и роскошно сервированный стол с обильными закусками, водкой, винами, фруктами. Один вид всего этого привел Михаила Ивановича в оживленное настроение. Николай Михайлович любезно заявил Драгомирову, что он теперь в гостях у великого князя, и принялся усиленно угощать вином начальника академии, причем я заметил, что в бокал шампанского последнему подливали коньяк. Николай Михайлович старался напоить и меня, но я предусмотрительно выливал свой бокал в траву под столом. Погода стояла жаркая, и вино одолело Драгомирова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});