Косой дождь. Воспоминания - Людмила Борисовна Черная
В первый раз в 30-х годах пиарщиками Ленина стали такие таланты, как Горький и Маяковский, а затем и многие-многие другие. Причем пошли они разными путями: одни путем «очеловечивания» жестокого диктатора, другие — путем воспевания Ленина как Великого Революционера.
Попутно Ленин стал «дедушкой» нескольких поколений советских ребятишек. Меня от дедушки спасла моя интеллигентная мама. Для нее дедушками были только кровные родственники — папы родителей.
Апофеозом этого культа стала детская фотография Вождя. Скорее, детский портрет, поскольку в конце XIX века фотографы сильно ретушировали свои снимки. На портрете был изображен кудрявый малыш — Володя Ульянов. Малыш оказался вездесущ: висел в аккуратных рамочках повсюду, улыбался ангельской улыбкой со страниц учебников и книжек для домашнего чтения, а также со значков, которые носили октябрята — «внучата дедушки Ленина».
Годами сочинялись слащавые повествования о подростковых годах Володи Ульянова, о его пятерках в гимназических дневниках. А когда он подрос — о пресловутой простецкой кепочке, которую я с изумлением обнаружила даже в поздней прозе Василия Гроссмана. Почему-то кепочка должна была демонстрировать демократичность и доступность великого вождя. Далась им всем эта кепочка!
Так продолжалось аж до книги Солженицына «Ленин в Цюрихе», которая для меня прозвучала как разорвавшаяся бомба. Солженицын сказал вслух то, что мы еще только думали про себя или говорили мужу-жене. Бог не был богом, даже великим вождем не был. А уж рабоче-крестьянскую кепочку совершенно зря нахлобучили на его «огромный» (от лысины) лоб! На рабочих и крестьян России ему было наплевать с высокой колокольни, как мы говорили в юности.
Надо отдать должное и ленинскому окружению — никто из этого окружения не сумел написать о нем талантливо.
Особенно портила картину Крупская. Прожив много лет с Вождем и Учителем, она так и не выдавила из себя ничего путного. Не запомнила и не донесла до нас никаких сколько-нибудь необычных интересных слов и поступков Ильича. Ни одного яркого штриха… Катался на коньках; находясь в Швейцарии, любил совершать пешие прогулки (еще бы!). О Наполеоне мы знаем больше. Да что там Наполеон? О соседе по лестничной клетке и то расскажешь интереснее… Не любил Маяковского… Был скромен в быту… Внимателен к охране, к шоферам… Да многие баре хорошо относились к челяди. Жил некоторое время в Финляндии в шалаше!.. Подумаешь!
Кстати, умилительная байка «Ленин в шалаше в Разливе» подверглась на моем веку сильной трансформации. Вначале все было ясно и понятно. Ленин скрывался в шалаше в Финляндии от буржуазного суда, стало быть, от буржуинов и от их наймитов типа Андрея Януарьевича Вышинского, требовавшего явки Ильича в суд. Скрывался с другом-однопартийцем Григорием Зиновьевым.
Так и представляешь себе, что по вечерам в темноте — в шалаш электричество в начале XX века не проведешь — друзья мечтали о Мировой Революции, а утром, умываясь и поливая друг другу из ковшика, переговаривались. Ленин, наверное, говорил: «Потерпи, Гриша: мы победим». На что Гриша отвечал: «Потерплю, Вова. Победим обязательно».
Примерно так рисовалась нам эта красивая историческая картинка лет двадцать. Вова, правда, умер. Но дело его продолжало жить. А с Гришей творилось не пойми что. В 1938 году его вдруг привезли в воронке в Колонный зал Дома Союзов на «показательный процесс» и обвинили в убийствах и в шпионаже. И кто обвинил? Тот самый бывший буржуинский наймит Андрей Януарьевич Вышинский.
И тут сразу стали говорить, что Вова жил в шалаше один. Ау, где Гриша?
Грех, наверное, так зубоскалить. Но ведь еще больший грех все время врать и переписывать собственную историю…
Вершиной «одомашнивания» Ленина стали, на мой взгляд, детские стишки об Ильиче. По-моему, они звучат прямо-таки издевательски. И, кстати, возникли спустя несколько десятилетий после смерти Ленина. Вот эти стишки: «Когда был Ленин маленький / с кудрявой головой, / он тоже бегал в валенках / по горке ледяной» Или: «Я сижу на вишенке, / не могу накушаться. / Деда Ленин говорит: / надо маму слушаться». От кого я услышала эти, с позволения сказать, вирши — не помню. Следующие строки мне продекламировала маленькая Маша, правнучка наших с Д.Е. друзей Сергеевых, о которых я еще напишу. И я даже испугалась… Вот этот стишок: «Камень на камень, / Кирпич на кирпич, / Умер наш Ленин Владимир Ильич!»
Ужасные стихи! А ведь в России и в начале, и в середине XX века были замечательные детские поэты: Чуковский, Маршак, Агния Барто, Сергей Михалков. Да и «взрослые» поэты писали хорошие стихи для детей…
Не вызывали у меня восторга и изустные рассказы о взрослом Ленине. Например, ходил такой анекдотец: Ильич очень любил блины. И вот его товарищи по подпольной работе в 1918-м, а может, в 1919-м пригласили вождя на блины. Блины подали отменные: пышные, румяные. У всех слюнки потекли. Но тут Ленин спросил, а где хозяева достали такую прекрасную белую муку. И хозяева взяли да и ляпнули: дескать, купили на черном рынке.
Ленин побледнел и сказал, что блины есть не станет. Попрощался и ушел.
Эту байку мы с мужем услышали, можно сказать, из первых уст, от прелестных старичков большевиков, «известинца» Ихока5 и его жены, в годы космополитизма посаженных в тюрьму. Рассказывали они ее чуть ли не плача от умиления. А мы, услышав, молча переглянулись — не понравилась нам дешевая принципиальность Ленина и то, что он обидел хороших людей. Сразу подумалось, что «наш Ильич» был в жизни довольно-таки неприятным человеком… Ведь навряд ли в 1918-м или 1919-м можно было не знать, что обыкновенным людям белая мука недоступна, покупают ее на черном рынке.
Но и другой вариант культа Ленина — Великого Вождя не получился даже у Маяковского.
Что хотел написать Маяковский, сочинив свою поэму «Владимир Ильич Ленин» в 1924 году?
По-моему, новую «Песнь о Роланде». Историки литературы «Песнь о Роланде» называют героическим эпосом. Христианский рыцарь Роланд, верный своему сюзерену Карлу Великому, совершает подвиг за подвигом — бьет «сарацин», «мавров». Хотя в основу положены исторические события — сражения арьергарда войска Карла Великого, отступавшего из Испании и отбивавшегося от христиан-басков, героическая песнь имеет очень мало общего с действительностью. Тем не менее в Средние века умели делать героев, мешая вымысел с правдой и создавая дивные произведения искусства.
Куда сложнее получилось с Ильичом. Я давно понимала, что поэма о Ленине — самая слабая из всех поэм Маяковского. Но, прочтя эту поэму в 90-х,
