Павел Лукницкий - Сквозь всю блокаду

К северу, вглубь, за первой линией обороны, все свидетельствует о смятении получивших внезапный и страшный удар сателлитов Гитлера и о спешке, с которой бежали отсюда те, коим посчастливилось уцелеть. Мы видим несожженные дома деревень и многие невзорванные мосты. Мы видим среди воронок случайно несокрушенные пустые доты, гарнизоны которых могли бы сопротивляться, не будь они устрашены тем, что совершилось впереди них. Мы видим барабаны с колючей проволокой не сдвинутыми со своих мест, хотя выкатить их на дорогу можно было за какую-нибудь одну минуту. Мы видим у обочин сохранившихся в полном порядке шоссе извлеченные нашими саперами из-под полотна фугасы. В первые два дня и две ночи паника гнала отсюда вражеские войска, только в некоторых искусно укрепленных населенных пунктах отдельные части оказывали отчаянное сопротивление. Но оно тотчас же бывало сломлено нами. Териоки, например, были взяты за полтора часа.

Но, отступая, противник хорошо знал: его укроет вторая, еще более мощная, пересекающая перешеек линия оборонительных укреплений, проходившая от приморского опорного пункта Мятсякюля к Сахакюля, Кутерселькя и дальше через весь Карельский перешеек до Ладожского озера. Она была вмурована в естественные препятствия — в гранитные скалы, холмы, в ущелья, в крутые лесные берега бесчисленных рек и озер. Сталь, бетон, гранит, железо, дерево, тол и земля и болотные топи были сдавлены, сомкнуты, слиты здесь в один сплошной пояс.

На пятый день нашего общего наступления — 14 июня — этот пояс был прорван штурмом во многих местах и разлетелся на мелкие разрушенные нами звенья. Арьергардными боями противник пытался задержать на пути к третьей линии укреплений — к линии Маннергейма — неумолимую лавину наших танков, самоходной артиллерии и пехоты.

Во взятых нами форте Ино, в Перкярви, в Вуотте и сотнях других населенных пунктов мы находим следы этой безнадежной борьбы. На пути к Выборгу нам предстоит еще немало усилий, чтобы довершить сокрушение крепости, созданной фашистами на Карельском перешейке. Но с каждым часом боев эта крепость, пронизываемая вдоль и поперек змеистыми трещинами, все быстрей разрушается.

19 июня

Слева все то же море, пенные волны которого сегодня спешат рядом с наступающими по суше войсками на север. По морю, окутавшись дымовой завесой, кильватерным строем идут многочисленные десантные суда, эскортируемые быстроходными боевыми кораблями. Их курс — на север, туда, где сегодня будет высажен десант балтийцев. Они огибают взятое вчера Койвисто. Понадеявшись на несокрушимость линии Маннергейма, противник не успел подготовиться в Койвисто к длительной обороне. Под угрозой полного окружения нашей армией, стремительно прорвавшей линию Маннергейма, враги бежали из Койвисто с поспешностью. Но не все успели: по дороге на юг бредут под конвоем пленные.

Живописный городок сохранился полностью. На южном мысу, образующем его бухту, сложены в штабели, погружены на вагонетки узкоколейки свежие доски, заготовленные на лесопильном заводе. Сам завод остался невредим, — стоит только мастерам стать у рабочих мест, чтоб лесопилка заработала полным ходом, снабжая инженерные части нашей наступающей армии. Против высокой кирки, в которой какой-то музыкант-сержант вдумчиво играет на широкозвучном органе, полуциркульными рядами белеют кресты: множество гитлеровских захватчиков, сраженных пулями советских воинов, нашли здесь свою могилу. С другой стороны кирки, у самого моря, тянутся беспорядочно набросанные холмы свежих могил, — нужно было бы много времени, чтобы поставить над ними кресты, а времени не нашлось.

Буйно разросшиеся кусты персидской сирени обступают яркоцветные дома городка. В них — хаос, все то же свидетельство торопливости бегства захватчиков, живших здесь вместе с семьями. В комнатах домов — груды разбросанного имущества, перевернутая мебель, письма, журналы и документы. Дома городка, баркасы на берегу, груды брошенного оружия, оперативные документы финских штабов, все — наше, и много работы в Койвисто сегодня трофейным командам, инвентаризующим даже каждую найденную здесь мелочь.

Чтобы оказаться здесь — так неожиданно для противника, — наши войска должны были пройти сквозь приморские укрепления линии Маннергейма. С сорокового года всему миру известно, что она собой представляла.

Но за три года нынешней войны она была вновь насыщена инженерными сооружениями, множеством огневых точек. Прежние противотанковые рвы были углублены, леса, холмы и перешейки между озерами оплетены новыми рядами колючей проволоки, а бреши в бесчисленных рядах надолб закрыты новыми надолбами. Десятки новых дотов, минные поля и многие другие препятствия встали перед нашими войсками в эти дни барьером, казавшимся противнику непреодолимым.

Наши войска с ходу прорвали обновленную и усиленную линию Маннергейма. Только тот, кто воочйю видит гигантскую мощь нашей техники, непрерывным потоком движущейся вперед по всем дорогам, идущим к Выборгу, кто вместе с войсками проходит сам сквозь все укрепления третьей оборонительной полосы врага, может получить ясное представление о силе, сокрушившей эти укрепления.

Перед нами укрепленный район Сейвясте. Это — предполье. На Приморском шоссе — раздавленные нашими танками немецкие пушки. Среди полевых цветов, между деревьями девственного леса тянутся ряды колючей проволоки. Гранитные надолбы встают рядами то здесь, то там. Дальше, за Мустаоя, перед рокадной дорогой, отходящей от берега в глубь перешейка (и там пересекающей обе железные дороги на Выборг), тянутся глубокие траншеи. За ними — снова надолбы в четыре ряда, за надолбами противотанковый ров. Широкой полосой дальше темнеют минные поля — взорванные, перепаханные, обезвреженные.

Вот, над самой дорогой, вывороченные стены железобетонного дота, за ним опять (уже на перешейке между Финским заливом и озером Кипинолан-Ярви) ряды проволочных заграждений, от которых остались только вывороченные колья да разметанная проволока. Дальше — бесчисленные бугры свеженарытой земли. Это очищенные нами ячейки автоматчиков, пулеметные гнезда, дзоты.

В северном конце перешейка, — там, где сегодня, на месте взорванного вчера, возник новый мост, где сегодня козыряет проезжающим офицерам белокурая регулировщица, — снова россыпь новых ячеек, сплошь усеявших лес. Еще дальше, в трех километрах за Муриллой, опять надолбы, и противотанковый ров, и обезвреженные минные поля, и траншея. Вдоль всей береговой гряды — бесчисленные дзоты, опустелые, разбитые, никому больше не угрожающие.