Павел Лукницкий - Сквозь всю блокаду

В блиндажах и в домиках Ино мы видим следы паники, обуревавшей гарнизон форта. Ему грозило полное окружение, — по лесистым холмам к берегу приближались подразделения 108-го стрелкового корпуса, в море вырастали силуэты приближавшихся боевых кораблей. Солдаты и офицеры гарнизона бежали, оставив на столах недоеденную бобовую кашу, не успев подобрать разбросанные повсюду боеприпасы и оперативные документы.

Еще только два-три часа назад был взят форт Ино, а грохот удаляющегося боя слабеет с каждой минутой. Л. С. Ганичев, фотокорреспондент Рюмкин, я и подхваченный нами в Мятсякюля спецкор «Комсомольской правды» Кудояров мчимся в «эмке» по шоссе дальше.

На перекрестках лесных дорог еще нет указателей со стрелками, что ставятся едва успевающими идти по пятам передовых наступающих войск дорожниками. Здесь из леса выходят одетые в маскировочные пятнистые халаты группы штурмовиков, только что очистившие лес от разбежавшихся вражеских автоматчиков. Здесь, за деревней, взятой меньше часа назад, мы натыкаемся на группу домиков, из которых бойцы трофейной команды выносят, деловито пересчитывая, кипы белья, ящики с сапогами, тюки с новым серосуконным обмундированием. Большой склад снабжения достался в полной сохранности, — отступавшие не успели даже поджечь его.

Грохот сражения слышен всё явственней. Отходя к третьей оборонительной линии, к пресловутой, давно знакомой нам линии Маннергейма, враг ведет арьергардные бои, стараясь хоть немного задержать наши передовые части. Нет, в этом районе сегодня никак не ждали русских гостей. Ведь нас должна была остановить вторая оборонительная линия, строившаяся два года подряд послушными вассалами Гитлера. Разве кто-нибудь из них мог думать, что для прорыва и сокрушения этой линии советским войскам понадобится только два дня?

Неподалеку от взятого за сорок минут местечка Юккола, за которым сейчас кипит бой, в прибрежном лесу виднеется обведенный с четырех сторон рвом и валом квадратный холм. Мы видим уходящий под землю ход и аккуратные двери. Что может быть там, внутри? Еще один дот? Нет, это сооружение имеет назначение совсем иное. Это — большой офицерский клуб, некое подземное кабаре. В нем несколько залов и отдельных кабинетов, тщательно отделанных мореным, с выжженными узорами, деревом. Удобные кресла, стойки, буфеты, диваны, шкафы подобраны в типичном шантанном стиле. На столах — флагштоки с поднятыми на них шелковыми флажками «Великой Финляндии». На потолках — разрисованные на картоне огромные разноцветные гербы. По стенам — фривольные изображения разудало пьянствующих кабатчиков с дудками, мандолинами, кружками пива в руках.

А на буфетных стойках — недопитое вино, посуда с недоеденными бутербродами, только что откупоренные бутылки. Даже электрический свет с ночи еще не выключен…

Слева от шоссе, по которому движутся русские батальоны, плещется Финский залив, в нем видны дымки кораблей Краснознаменного Балтийского флота, огибающие мыс Моли-Ниеми и бухту Тамикко. Справа во всю глубину перешейка наступают наши дивизии. А позади по всем ведущим из Ленинграда дорогам уже движутся к освобожденным селениям строители мирной жизни, какая украсит весь этот обожженный войною край.

18 июня

Еще недавно, в зимнем наступлении к югу от Ленинграда, мы изучали характер поверженных нашими войсками укреплений врага. Топкие болота, торфяники, гладкие как скатерть поля не позволяли немцам ни маскироваться самою местностью, ни использовать ее особенности для своих укреплений. Главную надежду возлагали немцы на тщательно продуманную и разработанную систему всех видов огневого воздействия, насыщения огнем каждого квадратного метра оборонявшейся ими площади, изрезанной бесчисленными траншеями. Вся местность порой просматривалась на десятки километров вокруг, каждый дом любого населенного пункта, каждый бугорок, каждый ползущий по земле танк, даже отдельный солдат представляли собой далеко видимую мишень.

К северу от Ленинграда, на Карельском перешейке, природная обстановка совсем иная. Врезанные в глубокие каньоны речки и озера; холмы и густые леса, перепутанные в бесконечном многообразии рельефа, представляют собой созданную самой природой крепость, идеально замаскированную складками местности и густым покровом лиственных и хвойных лесов. Наступать в такой местности трудно, даже если бы она не была укреплена никакими инженерными сооружениями и не защищена огневыми точками. Один стрелок может оборонять здесь какое-нибудь узкое дефиле от целой роты противника.

Фашистское командование по приказу Гитлера сделало все, чтобы удесятерить непроходимость и обороноспособность этой природной крепости. Противотанковые рвы с вертикальными стенами были облицованы бревенчатым частоколом. Надолбы гранитные и железобетонные и стальные доты, покрытые дерном, засаженные деревцами, даже на близком расстоянии сливались с естественными буграми местности. Огневые позиции батарей зарывались в гранитную толщу на обратных скатах холмов. Все идущие к фронту дороги на протяжении нескольких километров были пересечены во многих местах высокими бревенчатыми заборами, проходы в которых можно было мгновенно закрыть. На каждом повороте дороги высился очередной дот, простреливающий продольно весь видимый из него участок. На несколько километров в глубину, параллельно линии фронта, тянулись ряды колючей проволоки. У дорог эта проволока была накатана во всю ширину заграждения на огромные деревянные барабаны, — стоило их только перекатить через дорогу, чтоб готовое проволочное заграждение, смотавшись с барабана, закрыло ее. Множество других барьеров закрывало доступ к захваченной противником территории Карельского перешейка.

Мудрено ли, что Гитлер и его приспешники рассчитывали на абсолютную неприступность созданной ими крепости?

10 июня первая оборонительная линия противника была прорвана нашим непреодолимым ударом за два-три часа. Земля и все укрепления превратились в бескрайнее сито из смыкающихся краями воронок. Ни леса, ни блиндажей, ни рядов проволоки здесь не стало. Единственное, что сейчас ласкает здесь глаз, — это новые, построенные нашими дорожниками мосты через реку Сестру, новая железная ферма, по рельсам которой уже на третий день после прорыва катятся на север составы пассажирских и товарных вагонов, да прогуливающиеся по обезвреженным минным полям девушки дорожно-восстановительных отрядов, в летних цветистых платьях.

К северу, вглубь, за первой линией обороны, все свидетельствует о смятении получивших внезапный и страшный удар сателлитов Гитлера и о спешке, с которой бежали отсюда те, коим посчастливилось уцелеть. Мы видим несожженные дома деревень и многие невзорванные мосты. Мы видим среди воронок случайно несокрушенные пустые доты, гарнизоны которых могли бы сопротивляться, не будь они устрашены тем, что совершилось впереди них. Мы видим барабаны с колючей проволокой не сдвинутыми со своих мест, хотя выкатить их на дорогу можно было за какую-нибудь одну минуту. Мы видим у обочин сохранившихся в полном порядке шоссе извлеченные нашими саперами из-под полотна фугасы. В первые два дня и две ночи паника гнала отсюда вражеские войска, только в некоторых искусно укрепленных населенных пунктах отдельные части оказывали отчаянное сопротивление. Но оно тотчас же бывало сломлено нами. Териоки, например, были взяты за полтора часа.