Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

Модель с середины октября знал о готовящемся против его армии наступлении, день и час начала которого советские перебежчики сообщили ему за неделю до 25 ноября; также германская разведка якобы получила сведения о подготовке русскими наступления на этом участке фронте от своего агента в Москве Макса, но этот вопрос до конца неясен. В общем, у Моделя было время переместить свои танковые резервы в центр, усилить оборонительные рубежи и подвезти дополнительные боеприпасы. Еще три танковые дивизии, оставшиеся в резерве группы войск, были приведены в максимальную боевую готовность. Жукову предстояло наткнуться на мощную систему обороны, о чем он не знал из-за отсутствия достоверных разведданных о противнике. Это незнание можно поставить ему в упрек.

Сражение началось 25 ноября, в 07:50. Стояла жуткая погода: низкая облачность, сильнейший снегопад, плотный туман,  – 10 °C. Артиллерии приходилось бить вслепую, авиация не могла подняться в воздух. В течение первых четырех суток советским войскам с огромным трудом удалось на разных участках продвинуться от 15 до 45 км. Везде прорывы были узкими, в тылу Красной армии оставались неприступные города и деревни, укрепленные немцами. Рельеф местности был отвратительным: болота, леса, овраги, слабо развитая дорожная сеть, из-за чего на дорогах возникали страшные пробки. С 29 ноября продвижение советских войск остановилось: начало чувствоваться прибытие немецких резервов. Жуков подгонял Конева и Пуркаева, постоянно требуя предпринимать новые атаки. Потери были слишком значительными для весьма скромных достигнутых успехов; немцы упорно оборонялись. На следующей неделе немецкие танковые дивизии контратаковали и срезали советские вклинения. Один танковый и один механизированный корпуса были окружены и уничтожены. 30-го стало ясно, что советская сторона проиграла сражение. Но Жуков упорствовал. Он думал, что 41-я и 22-я армии Калининского фронта смогут то, что не удалось 20-й армии. Затем, когда наступление 41-й и 22-й армий тоже сорвалось, перенес свои надежды на 39-ю армию, которая ударом с севера могла бы прорвать немецкий фронт. Затем снова обратил взор на 20-ю армию. Все тщетно.

Операция «Марс»

Деятельность Жукова приобрела лихорадочный характер. На маленьком самолете По-2 или на машине он носился с КП на КП, из штаба в штаб: с фронтовых в армейские, из армейских в корпусные, из корпусных в дивизионные, день и ночь, без сна и отдыха. Он уговаривал, упрашивал, угрожал, рычал. Снимал с должностей одних генералов и назначал других, но эта ярость не давала иного результата, кроме возобновления атак обескровленной пехоты и танковых корпусов, в которых оставалось по 20–30 танков вместо 200. Это была бессмысленная бойня, ответственность за которую несет только Жуков, и никто, кроме него. Масла в огонь подливал Сталин, ежедневно сообщая ему об «исторических» победах Василевского под Сталинградом. Снедаемый завистью, Жуков выплескивал досаду на подчиненных, которых без жалости вновь и вновь бросал в бой.

1 декабря Сталин оставил все иллюзии относительно «Марса» и передал Василевскому силы и средства, приберегавшиеся Жуковым для «Юпитера». Тем не менее 7 декабря Жуков получил разрешение предпринять новую общую атаку. «Если в этот раз получится, мы сможем начать „Юпитер“». Сталин сделал вид, что поверил, потому что ему нравилось упрямство заместителя; а главное, благодаря ему вокруг Ржева удерживалось много танковых частей немцев, которые могли бы находиться под Сталинградом. Поэтому Жукову были даже отправлены некоторые подкрепления: из отставки отозвали старых и больных офицеров, части укомплектовали новобранцами из Средней Азии, не имевшими практически никакой боевой подготовки, у механиков-водителей танков в активе было всего по пять часов вождения… 11 декабря Жуков снова запустил мясорубку. Его войска продвинулись на полтора километра, которые были отбиты немцами в первой же контратаке. 13 декабря Сталин отнял у Жукова последний козырь для операции «Юпитер» – 3-ю танковую армию Рыбалко – и отправил ее на юг. Оскорбленный и уязвленный, в следующие шесть дней Жуков продолжал бесноваться и посылать людей в атаки. 14 декабря он, потеряв над собой контроль, приехал лично сместить командующего 41-й армией генерала Тарасова, которому угрожал и унижал его при его подчиненных. Он сам принял на себя командование 41-й армией. Его атака – это следует признать – увенчалась успехом; она позволила двум корпусам выйти из окружения четырьмя немецкими танковыми дивизиями и спасти треть своего личного состава. Но о возобновлении наступления не могло быть и речи. Жуков согласился остановить бойню только 20 декабря.

Операция «Марс» закончилась страшным провалом. От 70 000 (по подсчетам Кривошеева) до 100 000 (по подсчетам Дэвида Гланца)[591] убитых, от 200 000 до 230 000 раненых и больных, потеряно 1600 танков. Калининский фронт был обескровлен и потерял способность к проведению активных операций. Многие армии понесли такие большие потери, что были расформированы (41-я и 20-я), и их номера больше не появятся в списке советских армий, словно они были прокляты. Командармы, участвовавшие в «Марсе», либо исчезнут, либо окажутся в дальнейшем на вторых ролях. Битве не посвящено ни одной монографии, ни одной статьи, в честь павших в ней не поставлено ни одного памятника, не опубликован рассказ ни одного участника. Само название «Марс» было вычеркнуто из советской историографии и вернулось – и то как простое упоминание – только в 1976 года, после смерти Жукова[592].

Хотя Жуков не достиг ни одной поставленной цели, его наступление тем не менее оказало влияние на ситуацию на всем фронте, в частности на операции вокруг Сталинграда. Примечательно, что активные действия советских войск против Ржевского выступа в ноябре и декабре приковали к этому участку 6 немецких танковых и моторизованных дивизий, в том числе две лучшие: 1-ю танковую и «Великую Германию». Этих 80 000 человек и 500 танков катастрофически не хватило фельдмаршалу Манштейну, когда тот начал операцию «Винтергевиттер» («Зимняя гроза») с целью помочь окруженной в Сталинграде VI армии. Имея в своем распоряжении всего две танковые дивизии (200 танков), из которых одна была спешно переброшена из Франции, он не дошел до осажденных 55 км. А что было бы, будь у него только три из тех дивизий, что сковал под Ржевом Жуков? Наверное, лучшей эпитафией 70 000 или 100 000 советским бойцам и командирам, убитым в ходе операции «Марс», стало то, что своей гибелью они обеспечили успех операции «Уран».

Изучение «Марса» позволяет с новой точки зрения взглянуть на «Уран». Вот две советские операции, проводившиеся с общим превосходством сил 3: 1. Одна завершилась успехом, который вошел в военную историю, другая – таким позорным поражением, что власти сделали все, чтобы предать ее забвению. Почему? Объяснения многочисленны. Во-первых, характер местности: под Сталинградом ровная голая степь, которую тяжело оборонять; под Ржевом – лесистая, болотистая, пересеченная реками, с глубоко эшелонированной обороной. Во-вторых, противник: на юге – плохо вооруженные румыны, у которых не было мотивации для упорного сопротивления; на севере – отборные немецкие соединения. Огромную роль сыграла конфигурация линии фронта. В Сталинграде в резерве у Паулюса была только XXII танковая дивизия, самая слабая из всех, действовавших на Восточном фронте, и ему предстояло удерживать растянутый фронт на местности, где почти не было дорог; под Ржевом Модель на центральном участке имел 250 танков непосредственно на позициях и столько же в резерве. Ни одна позиция не располагалась дальше 80 км от его КП и его резервов. Огромную роль играла работа тыловых служб и снабжение войск. VI армия хронически недополучала все ей необходимое, ее запасы были невелики; IX армия снабжалась по главной железнодорожной магистрали Берлин – Смоленск и имела все необходимое в достаточном количестве. Наконец, командующие. Можно ли найти более разных командующих, чем Паулюс и Модель? Первый – утонченный интеллектуал, осторожный, скромный, нерешительный, часто предпочитавший руководить из штаба; второй – прирожденный рубака, решительный, суровый, в бою всегда в первом ряду, выдающийся полководец – возможно, лучший из всех, что служили Гитлеру. Наконец, под Сталинградом советская сторона имела преимущество внезапности, чего не было под Ржевом.