Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Мишка не показал своего восхищения, как маленький мужичок он деловито поставил турсук на землю, вытащил из него складешок и наклонился к первому грибу, ярко оранжевому с пятнистой шляпкой.
– Миша, я прошу тебя, большие рыжики не срезай, выбирай молодые грибочки. Большие – старые и обычно червивые, а молодые солятся хорошо. Они очень вкусные, – облизнув губы, проговорила мать. – Да с волнушками не перепутай.
– Мама, я что, впервые грибы ломаю, – важно ответил сын и нетерпеливо набросился на добычу. У него дух захватывало от радости, что здесь, на маминой делянке, столько золотых рыжиков. Как будто чья-то неведомая рука насыпала их здесь для них двоих, для матери и сына, беззащитных, заброшенных судьбой в таежные края двух бедных, но несказанно богатых любовью к миру и природе людей.
Мишкины глаза уже мастерски высматривали белесый мох, находили едва заметный бугорок. Палочкой расширял он прикрытие, аккуратно помогал пальцами, и вот дар – семейка маленьких рыжиков.
Но волнушки отвлекали его взгляд, уж больно были хороши: лилейно-розовые, с загнутой к низу кисейной бахромой. Настоящие лесные балеринки. Они являли свою красоту миру, они требовали восхищения и не прятались, как рыжики.
– Миша, не бегай по делянке, а то, неровен час, потопчешь грибы. Ходить надо аккуратно, они тут на каждом шагу.
– Хорошо, мама, хорошо, я и так уже боюсь наступать, рыжиков тут меряно-немерено. Вот смотрю, только они какие-то разные встречаются.
– Как так, разные?
– Вот на, посмотри.
Мать остановилась, подошла к сыну, заглянула в его корзинку.
– Да, вижу. Это рыжик еловый, поэтому покрывается зелеными пятнами. Место среза тоже быстро становится зеленым.
– Зелень на грибе, это плохо, мама?
– Плохо, но только не у рыжика. Твой отец говорил, что это сок, в котором медь содержится, поэтому он зеленеет на воздухе.
– Медь? Откуда она там?
– Я не знаю, Миша, – ответила Анна таким тоном, как будто знала и об этом, и обо всем том, о чем и говорить нельзя.
Не успело солнце подняться над горизонтом, а оба турсука уже были полнешеньки отборных рыжиков. День расщедрился на тепло, и Мишка в утепленной куртке разжарился и вспотел.
– Мама, я сниму куртку?
– Да, действительно, жарко стало. Сними сынок, подойди ко мне, я заправлю рубашку в штаны.
– Мама, а давай наберем рыжиков в котелок и в куртку?
Мать рассмеялась.
– Хозяин ты мой родной, не надо жадничать. Это бы добро донести. Ведь у меня турсук трехведерный, а у тебя два ведра за плечами будет. Даст Бог, еще придем сюда.
– А вдруг, другие все соберут до того, как вернемся еще раз.
– Не жалей и не жадничай, роднулька. Каждому человеку свое отмерено: ни больше и ни меньше урвать ему не удастся. Как будто Кто-то нам всем отмеряет по нашим добродетелям. Ты у меня добрый мальчик, вот тебе и достался сегодня завидный дар. Радуйся, благодари природу. Пойдем лучше к реке, отдохнем, чай вскипятим, поедим и поторопимся домой.
С тяжелой, но не тянущей поклажей мать и сын пошли к реке.
Река открылась им так же неожиданно, как недавно раздолье рыжиков. Широкий и вольный поток плавно нес громаду воды. Берег круто обрывался, и они не сразу нашли спуск. Расположились на небольшой песчаной отмели. Это отмель мыском входила в реку. Оказавшись в окружении густого ивняка и прибрежной осоки, путники следили за тем, чтобы не зацепиться и не уколоться.
На их счастье, на отмели остались следы от костра с куском сухой березовой коры, а главное, таганок стоял в целости и сохранности.
– Видишь, как удачно. Да что нам с тобой еще надо для полного счастья, сынок?
– Костер развести и чайник вскипятить, – взволнованный радостью удачной грибной охоты, закричал Мишка.
– Ну-ка поищи сухих хворостин, пару штук хватит, мы ведь не целый котелок кипятить будем.
Сухие сучья загорелись сразу. Мать набрала в котелок воды, нацепила его на закопченную березовую рогульку. Не торопясь, нарезала хлеб, достала припасы, разложила их на белоснежном вафельном полотенце, которое каким-то чудом оказалось у нее. В это время вода в котелке закипела, Анна заправила ее смородиновыми листьями, которые сорвала по дороге, и прикрыла Мишкиной курткой.
Сын восхищенно смотрел на свою мать, как на волшебницу.
– Что, есть захотел? – заметив его взгляд, с улыбкой спросила она. – Сейчас, сынок, все будет готово, а ты яйца начинай чистить, да посолить не забудь, соль не экономь, мы сегодня заслужили вкусный обед.
Еда закончилась быстро. Остался только чай. Мать медленно, явно наслаждаясь, маленькими глоточками пила этот мало похожий на настоящий чай напиток, но пила его с таким удовольствием, с такой изысканной грацией, что казалось, это был заморский сказочный шербет. Мишке пить чай впустую не хотелось. Полюбовавшись матерью, он встал, сняв ичиги, подошел к воде. Вода лизала песчаный берег и его усталые ноги, она была на диво теплой, даже не верилось, что это вода той самой реки, необузданной мощью которой они недавно восхищались.
– Мама, можно я искупаюсь?
– Да берег уж больно не ласков, да и река в этом месте незнакомая.
– Чего ее знать, река это ведь вода. А вода – это жизнь, – важно пофилософствовал подросток.
– Не скажи, Миша. Река – это и путь, и труд, и даже смерть, – поправила его мать.
– Я ведь плавать не буду, здесь окунусь и все.
– Здесь, на моих глазах, можно, Миша. Только не дальше.
– Я же не маленький, с ребятами эту же реку у нашей деревни переплывали.
– Это с ребятами. Будь осторожен.
Мишка, кивнув, побрел, выискивая место поглубже. Песок под ногами был зыбучий, поставишь ногу, а подводный песчаный вихрь осаживает ее, засыпает и приподнять для следующего шага уже тяжело.
Мишка опрокинулся на спинку, подгребая руками и чуть отталкиваясь ногами. Небеса поглотили его взгляд, заворожили медленно плывущие облака, убаюкали птицы, щебечущие в прибрежном ивняке, укачала теплое течение. Время остановилось. Вдруг Мишка очнулся от осознания того, что мыска, где осталась мать, не видно. Он попытался плыть к берегу, течение не позволяет – сносит на глубину, Мишка понял, что оно сильнее его. Попытался встать на ноги, а дна – не достать.
Страшно не было, просто не верилось, что в это прекрасный день может случиться что-нибудь плохое. Больше всего Мишку беспокоила мысль, что будет ругаться мама. Мысль о матери наполнила глаза слезами.
Мальчик вновь попытался достать до дна, надеясь, оттолкнувшись, получить импульс, но не получилось. К его ужасу он зацепился за что-то шнурком, заменившим в трусах порванную резинку. Мишка попытался оторваться, стал дергаться во все стороны, но, кроме потери сил, ни к чему это не привело. Он пытался освободиться от зацепа, шаря за спиной руками, но при этом сразу уходил под воду. Паника охватила его, к нему пришла мысль, что он сейчас утонет. Ничего не
