Через невидимые барьеры - Марк Лазаревич Галлай
Да, все идет буквально как по нотам…
Стоило, однако, этой мысли прийти в голову, как пошла из динамиков информация если и не тревожная, то, во всяком случае, не очень отвечающая понятию «как по нотам». Пошли разговоры о погоде в районе приземления. Что ж, дело понятное: космический корабль погрузился в область наших родных «самолетных» высот, – естественно, что этому сопутствовал и выход на авансцену наших родных «самолетных» забот, среди которых и по сей день на одном из первых мест пребывает она – погода!
О погоде в течение последних двух часов полета «Союза-17» сообщали часто – и все по-разному. Высота облачности была, судя по этим сообщениям, то двести, то триста метров. Ветер – то десять метров в секунду, то все двадцать. Колебались и данные о видимости. Сидевшие на «балконе» ЦУПа сердились: «Что они там, толком погоду определить не умеют, что ли!»
И сердились, между прочим, напрасно.
Дело было не в чьем-то умении или неумении определить погоду, но просто в том, что она сама, погода, была очень нестабильна, непрерывно менялась. И еще в том, что она была, в общем-то, неважная: ведь если бы, скажем, высоту облачности называли то в шестьсот, то в семьсот метров, это никого бы не волновало и как «разнобой в информации» не воспринималось. А вот двести или триста – это уже разница! Да и вообще у нас в авиации давно известно: чем хуже погода, тем больше виноваты синоптики.
Забегая несколько вперед, скажу, что в момент приземления «Союза-17» фактическая погода оказалась еще хуже: высота облачности всего в сто пятьдесят метров, видимость – около полукилометра, ветер – порывистый, более двадцати метров в секунду.
Но это было сообщено уже после приземления корабля.
А пока – он еще снижался. Когда он вышел на высоту десять километров – высоту уже не только не космическую, но просто «пассажирскую», – на главном экране появилась еще более крупномасштабная карта района Целинограда с красным световым кружочком в расчетном месте посадки.
Самолеты и вертолеты поисковых групп имеют прямую радиотелефонную связь с космонавтами (мы слышим их переговоры) и идут по радиопеленгу курсами на спускающийся корабль. Тут им приходится соблюдать предельную осторожность, внимательно (ох уж эта видимость!) смотреть вперед, каждую секунду быть готовыми к энергичному маневру отворота в сторону – иначе в этой облачной каше недолго и наткнуться на корабль!.. Но вот бодрый возглас: с вертолета увидели «Союз-17»!
Еще несколько секунд – и космический корабль приземляется. Сразу после касания космонавты, как оно и было положено, отстреливают одну из стренг парашюта. Но все равно корабль заваливается набок. Вообще-то ничего страшного в этом нет, да и трудно было ожидать, чтобы, двигаясь вместе с ветром с такой скоростью, корабль удержался в вертикальном положении. Попробуйте спрыгнуть на ходу с поезда и удержаться на ногах.
Вертолет с врачами и «эвакуаторами» сел рядом с космическим аппаратом меньше чем через минуту. Открывается люк – все в порядке! Полет закончился успешно. Алексею Александровичу Губареву и Георгию Михайловичу Гречко помогают выбраться из корабля на твердую землю.
А мы тут, в Подмосковье, узнаем обо всем, что происходит в далеком Казахстане (да что там в Казахстане – над Африкой, над Атлантикой, над любой точкой земного шара!) незамедлительно после того, как это «что-то» происходит. Иногда же – просто одновременно с тем, как оно происходит… И снова в голове всплывают воспоминания более чем десятилетней давности. Вспоминаются волнения последних десятков минут каждого космического полета тех времен. Вспоминаются бесконечные радиопереговоры, сдвинутые хронологические последовательности поступающих сообщений, споры о том, кому, о чем и в каком порядке докладывать… Сегодня вся нужная информация поступает незамедлительно по всем адресам сразу. Вопроса о том, «кому раньше», больше нет: всем одновременно.
…Корабль «Союз-17» приземлился в двадцати пяти (всего двадцати пяти!) километрах юго-западнее расчетной точки. Это после того, как отработавшая тормозная установка перевела его на траекторию снижения где-то в южной части Атлантического океана! Но каково было мое удивление, когда в ответ на высказанные мною по этому поводу восторги конструкторы корабля поморщились:
– Знаешь, двадцать пять километров – это не «всего», а «целых». Обычно корабли садятся гораздо точнее. А сегодня – здоровый снос, потому что ветер очень сильный. И вообще все неблагоприятные обстоятельства как-то наложились…
Оказывается, 25 километров – для них много!..
В общем, впечатление от пребывания в зале ЦУПа сильное. Особенно если сравнить с прошлым. С прошлым… С прошедшим… Что же, так ничего, выходит, от этого прошлого и не осталось? Нет, так не бывает! Настоящее – это всегда продолжение прошлого. Иногда такая связь времен радует, иногда – вызывает сожаление, досаду, даже душевный дискомфорт («Забыть бы скорее!..»). Но прошлое нашей космонавтики не таково, чтобы хотелось его забыть! Им с полным основанием можно гордиться.
В зале ЦУПа это славное прошлое – конечно, с позиций исторических, весьма недавнее: откуда могло бы взяться давнее? – было представлено в самом что ни на есть зримом виде. Было представлено космонавтами. Они пришли сюда не по службе. Нет, к полету «Союза-17» они прямого отношения не имели. Пришли, чтобы собственными глазами и в тот самый момент, когда это произойдет, убедиться в благополучном завершении полета. Пришли по велению сердца или – если читатель более склонен к формулировкам не столь поэтическим – под влиянием хорошей, прочной корпоративной солидарности.
Все они напряженно смотрят на экран, вслушиваются в сообщения по громкоговорящей сети – Попович, Волынов, Севастьянов, Макаров, Демин, Климук…
Великое все-таки это дело – чувство товарищества, профессиональная спайка!
Более того: не так уж часто и далеко не во всяком коллективе господствует в реальной жизни такая атмосфера – пусть даже не стопроцентно безоблачная.
Особенно больших трудов стоит установить, а затем и поддерживать ее в коллективах людей, профессиональная деятельность которых – штучная, индивидуальная, поддающаяся персональной оценке со стороны пристально смотрящих друг за другом коллег. В коллективах, где силой обстоятельств неизбежно имеются как премьеры, солисты (причем разного ранга), так и статисты – и отнюдь не исключается переход из одной из этих категорий в другую.
Свою принадлежность к категории относительно высокой приходится непрерывно подтверждать делом – одну ошибку воспримут как случайную, вторую – как совпадение, а третью…
Поэтому чистые товарищеские отношения не
